Вик Разрушитель - Валерий Гуминский Страница 12

…Я поднялся с земли, старательно отряхнул потрепанную одежду и задумчиво посмотрел на рваные колени. Щебенистая поверхность игровой площадки беспощадна к падениям. Она как наждачная бумага стирает тонкую дешевую ткань, из которой сшиты наши приютские одежки, захватывая в своей жадности и кожу. Содранные колени болели нещадно, ссадины забиты пылью. Надо срочно промыть, чтобы не получить неприятности в виде нагноений.

– Пошли к водоколонке, – сказал Степка, мой одногодок, сухощавый и неимоверно длинный мальчишка, именно что длинный, а не высокий, потому как иначе охарактеризовать его рост было нельзя. И кличка у него обидная – Дрищ. На которую он сознательно не отзывается. Зато Степка умеет ставить легкий силовой щит, завязанный на стихии Воды. Этакая полупрозрачная сфера с тонкой пленкой, в которой гаснут все огненные и земные рунические атакующие элементы.

У меня и того нет. Вообще. Я бездарь, к сожалению. Один из тех, кого боги обделили возможностью соединяться с Даром, пользоваться им и приносить пользу обществу. Или для себя, что тоже было бы неплохо.

Остальные ребята уже вприпрыжку убежали в дом, готовясь к обеду. Запахи щей с мясом и свежего хлеба уже тянутся из поварни. Надо поторопиться, а то не достанется. Опоздавшие и в самом деле могли «просвистеть» мимо трапезы. И угроза Клопа оставить меня голодным вырисовывалась все отчетливее.

Осторожно смыв холодной искристой под лучами солнца струей воды грязь с колен, я тщательно вымылся, а потом сменил на подкачке Степку. Друг тоже привел себя в порядок, и мы опрометью понеслись в столовую, которая находилась в переходном тамбуре, соединявшим два барачных корпуса.

Кормили нас неплохо, но не столь сытно, как хотелось бы. Растущий организм требовал пищи постоянно, вот и приходилось относиться к обедам со всей серьезностью, чтобы кто-то не перехватил твою пайку.

Девочки и мальчики кушали вместе, но за раздельными столами. Для помощи поварам выделялся наряд из обоих корпусов. Две девчонки и два пацана ежедневно помогали расставлять посуду, нарезанный хлеб, большие медные чайники, в которые по выходным дням наливали компот, и так же после трапезы убирали со стола. Мне всегда нравилось помогать поварам. Ведь тогда я мог вполне легально урвать лишний кусок хлеба с сахаром. Стянуть из кладовой банку тушенки или сгущенки считалось наивысшим пилотажем. Тогда в спальне был праздник. Да и кухарки подкармливали нас втихаря, чтобы Барыня не узнала. Сие действие строго запрещалось по каким-то собственным соображениям администрации приюта.

Мы с шумом и гамом расселись за столами, но никто не притрагивался к ложкам. Для всех был единый сигнал, который давал кто-то из взрослых дежурных. Сегодня дежурил Агафон. Он возник в проеме двери и направился на середину столовой, попутно грозно посматривая на притихшую приютскую братию. Не любил Хромец, когда за столами разговаривали. Мы на всякий случай прикусили языки. Никому не хотелось попасть в «штрафную роту», как в шутку называл сам надзиратель провинившихся за различные проступки. А безудержное веселье за обеденным столом как раз входило в этот список.

Следом за Агафоном вплыла Барыня с каким-то мужиком, облаченным в пятнистую потертую куртку и в такие же штаны. На ногах выделялись массивные армейские ботинки с толстыми подошвами. При виде этого человека нам стало не по себе. Лицо немолодого незнакомца выглядело так, словно на него наступила массивная лапа слона, а потом какой-то шутник или злодей прижег придавленную кожу раскаленной кочергой. По левой щеке вился жуткий рубец от такого ожога и уходил куда-то вверх. Если бы не густая шевелюра мужика, мы бы имели возможность лицезреть нечто нехорошее на черепе. Подозреваю, от сей картины многим ночью кошмары приснятся.

– Кто это, Вик? – шепотом спросил Борька, носящий кличку Селедка. Тщедушный мальчишка с утиным носом и темными язвами от оспы с раскрытым ртом смотрел на мужика, который, в свою очередь, задрал голову и с любопытством водил взглядом темно-карих глаз по тщательно выбеленным деревянным массивным балкам столовой.

– Я почем знаю? – мне было жутковато.

– Воспитанники, внимание! – хлопнула в ладоши Барыня. – Пока никто не приступил к обеду, выслушайте сообщение. К нам в штат назначен наставник по физическому воспитанию. Зовут его Мирон Афанасьевич Забиякин.

– Забияка! – тихо хмыкнул кто-то за соседним столом.

Но смеяться никто не осмелился. Агафон подобно злой собаке вычислил наглеца, проковылял к нему с тыла и легонько шлепнул по стриженному затылку.

– Свешников сегодня вечером чистит картошку, – прошипел он.

Ага, ясно! Свеча попался. Язык у него и вправду длинный и дурной.

– Я же ничего такого не говорил! – заныл Свеча – мальчишка из средней группы, низкорослый и нелепо сложенный, словно его лепили из сырого песка, да так и не довели до ума. Шея скособочена, ноги кривые как у степного наездника. Господин Бергер объяснял это болезнью, рахитом называется.

– Не умеешь язык за зубами держать – буду учить, – пообещал Агафон и застыл на месте, поводя ушами как настоящий сторожевой пес.

В столовой воцарилась тишина, нарушаемая выкриками тетки Марфы, – главной поварихи нашего приюта, получившей прозвище Бочка – где-то в глубине кухни.

– Хочу добавить, что Мирон Афанасьевич бывший офицер, ушедший в отставку со службы по состоянию здоровья, – Барыня подозрительно оглядела затихших воспитанников. – А еще он боевой маг. Настоятельно прошу вас, дети, проявлять уважение к человеку, отдавшего свое здоровье за нашу землю, за императора и Россию. Все, можете кушать. Староста!

– Я, Марья Дмитриевна, – подскочил к ней Ворон, который был поставлен на эту должность в мальчишеском корпусе. У девчонок подобную должность занимала красивая, но вредная Инга. Она сейчас сидела за длинным столом, занятым всеми воспитанницами и что-то тихо шептала на ухо Зинке Рыжухе.

– После обеда всех мальчиков собери на площадке, – сказала начальница. – Мирон Афанасьевич желает с вами познакомиться, поговорить. – Очень тебя прошу, отнеситесь к этом серьезно. А то я знаю вас. Некоторые сразу захотят в город убежать.

– Хорошо, задержу, – солидно кивнул Ворон и поспешил к столу, где разгорелась нешуточная битва за суп и кашу.

Младшая группа вовсю обсуждала появление обожженного мага, успевая работать ложками.

– Зуб даю, пацаны, что он в войне со Шведской Короной участвовал, – горячо убеждал нас конопатый и со скрюченными пальцами левой руки Василек. Рассказывали, что мальчишку подбросили к порогу сиротского дома родители, испугавшиеся неведомой болезни, поразившей малыша, и с которой не могли справиться мирские лекари. Посчитав единственно правильным решением отдать Василька на попечение княжеских служб, от него просто отказались. Уже в приюте Василек получил кличку Сухой, на что особо не обижался. Мы все здесь были в какой-то мере меченые и убогие. Единственной привлекательной чертой Василька были черно-маслянистые навыкате глаза. Красивые, бархатистые как теплая июньская ночь.