Смыжи - Петр Ингвин Страница 12

— Хорошо. Я напишу так, что ты себя не узнаешь.

— Звучит угрожающе, но все равно спасибо. И моя жизнь…

— Ее ты тоже не узнаешь. — Павлик помолчал, глядя в снег. — Никто не узнает. Не будет ничего общего.

— Но книга будет обо мне?

— Да.

— Без меня?

— Да.

Гаврилу Ивановича стало подбешивать. В голосе пробилось раздражение:

— О чем же будет книга, если она обо мне, но категорически без меня?

Павлик снова помолчал.

— О дружбе, — донеслось, наконец.

Гаврила Иванович уложил принтер на птерика и остановился, прежде чем сесть в седло.

— Вернуться в мир не хочешь?

Павлик усмехнулся:

— Зачем? И что это — «мир»? Мир — это материализовавшийся парадокс, без диалектики не понять. Помнишь, у Короленковского безрукого: «Человек создан для счастья, как птица для полета». Здесь я счастлив.

— Но когда потребовалась помощь, ты связался не с автоматической доставкой, а со мной.

— Ты — друг. Когда тебе потребуется помощь — я к твоим услугам. Если понадобится, даже приеду для этого, как говоришь, «в мир». Но только, чтобы помочь. Каждому свое, и свое счастье я нашел. Вот оно.

С невыразимой любовью он обвел взглядом сверкающий лед.

Гаврила Иванович оставил друга в одиночестве. Живое общение подняло каждому настроение и придало заряд энергии. Вроде бы ничего не произошло, просто пересеклись во времени-пространстве два человека. Просто увиделись. А как много это значило для души каждого. Нет, поток потоком, а без живого общения человек — не человек, а нечто вроде файла в потоке. Чтобы понять, что такое человек, нужно дать ему шанс проснуться. В конце концов, разбудить его в себе насильно.

В тот раз птерик оказался незаменим, потому что сидеть несколько часов в ожидании, пока починят дискар или прибудет какой-нибудь вызванный транспорт Гаврила Иванович был не состоянии. Птерик тоже был живой. Жизнь — она, как говорится, и в Африке жизнь. И никакой кофе из принтера не заменит лично выращенного и с любовью приготовленного, потому что человек остается человеком, ему нужны чувства, а не просто вещи или услуги. Чувства — это сила. Когда-нибудь наука это поймет и возьмет на вооружение.

А пока стоило вернуться к делам насущным — в древней литературе они почему-то назывались «наши бараны», именно к ним всегда возвращались из воспоминаний и прочих мысленных экскурсов.

Итак. Пропали (убиты? выкрадены? насильно переправлены в другой мир?) не только Зайцев и сотрудники его Центра, но также не участвовавшие в проектах члены семей. Хорошо, что дети, у кого были, уже выросли и учились либо жили собственными семьями вдали от дома. В целом потери таковы: профессор Зайцев на Марсе, шестнадцать человек в ЦПР и семь человек на опытной подводной станции у транспортопровода Нарьян-Мар — Нью-Йорк.

В том числе — и в этом вся соль — супруга профессора Раиса Прохоровна Зайцева, член правительства, координатор экономического блока.

Шум поднялся межпланетный. Официально объявленный уровень опасности перескочил через синий-повышенный и желтый-высокий сразу на красный-критический. На посту Гаврилы Ивановича координатором — впервые. Возможно, что вообще впервые в современной истории.

Подозрение в первую очередь пало на живые дома и их создателей. В равной степени рассматривался вариант, что кто-то неизвестный сумел использовать детища Зайцева в своих целях. Немешарики считались главной угрозой: все исчезнувшие люди находились внутри. Правда, Милица Дрогович тоже находилась внутри. В то время, когда метки пропавших погасли, ее метка находилась на месте, в своей кровати. Все исчезли, она, в таких же обстоятельствах, — нет. Что это значит?

Пока — ничего.

Глаза пробежали по отчетам о принятых мерах: