Отчуждение - Сергей Самаров Страница 11

– Вот теперь верная формулировка – «моим голосом», но не я приказал, – заметил я. – Но что это тебе дало? Я про шлем говорю. У тебя как-то изменились ощущения? Может быть, физическая сила тебя жуткая посетила или думать стал лучше, стал сквозь камни видеть?

– Дало, в первую очередь, то, что я уронил свой шлем. Положил его на колени, и он скатился, – рядовой погладил свой шлем, который уже успел на голову надеть, словно поблагодарил его за то, что шлем выдержал падение, и не разбился. Это в какой-то степени обещало в дальнейшем и голову сохранить. – Я почему-то подумал, что кресло специально наклонилось, чтобы я связь с землей потерял. А оно тут же наклонилось. И если меня кресло держало, как земное притяжение, что-то типа искусственной гравитации, то шлем держать не стало. Это, я думаю, для того, чтобы я с ним с одним контактировал. И мне тогда же просто невыносимо захотелось шлем из кресла надеть на голову. Это какие-то новые ощущения обещало. Иногда каждому так сильно хочется нового, что просто сил нет сопротивляться. И я сопротивляться не стал – надел его. Сначала, когда вытащил и посмотрел, он показался мне очень большим. Я даже подумал, что туда две мои головы поместятся. Но, когда я стал надевать, он оказался как раз нужного размера. Ровно по моей голове. Словно бы сжался. Что за материал, из которого шлем сделан, я даже не представлю. – Пашинцев приподнял перед собой шлем из кресла, показывая мне. Я потрогал пальцами, потом даже перчатку снял, чтобы лучше ткань ощущать, если это была ткань. Внешне это и казалось тканью, но на ощупь это был какой-то чрезвычайно пластичный металл. Я высказал свое мнение, микрофон «планшетника», естественно, записал его фоновым разговором. Внешний вид шлема я показал объективу «планшетника». Потом перевел объектив на рядового, однако шлем пока оставил в своей руке, ожидая от него каких-то ощущений.

– Ладно. Продолжай докладывать, – потребовал я сухим, и вполне армейским тоном, и умышленно используя армейскую формулировку «докладывать» вместо «рассказывать», чтобы сильнее дисциплинировать рядового, а то мне показалось, что он по мере того, как углублялся в рассказ, начинал чувствовать себя героем необычного приключения, чем-то отличным от других бойцов. Но у нас все отличные от других. И каждому может выпасть на его долю возможность угодить в подобную или в иную странную и даже тяжелую ситуацию. И не зря наш комбат часто повторяет свою любимую фразу, что солдат спецназа ГРУ всегда является самостоятельной боевой единицей, даже когда остается один против превосходящих сил противника. Самостоятельная боевая единица может многое, она даже победить может, хотя силы будут внешне несравнимы. Подполковник примеры обычно приводить не любит. Но я знаю много примеров для иллюстрации этих слов. И про офицеров, и про солдат. Но, даже будучи самостоятельной боевой единицей, всегда следует помнить, что вокруг все точно такие же или даже более опытные единицы. И потому я постарался своим тоном и внешней холодностью, отсутствием восторга, вернуть летающего в облаках рядового на землю.

Он попробовал вернуться, но тон его был все еще с громадной толикой самоуважения. Это неплохое чувство, и я против него ничего принципиального не имею. Главное, чтобы оно не превалировало над другими. Иначе и до беды недалеко. В боевой обстановке такой человек будет излишне себя драгоценного беречь, и это может нанести вред товарищам. У нас в спецназе ГРУ так не полагается. Не хочется высокими лозунгами говорить, но у нас всегда в первую очередь о товарище заботиться положено, а потом товарищ позаботится о тебе. И так всегда и во всем.

– Кресло начало мне показывать, что означает шлем. То есть, что он может. Откуда-то мне пришло в голову воспоминание, что в детстве я больше всего на свете любил качаться на качелях. И кресло начало качаться. В качели превратилось. Причем, в такие громадные качели, каких я никогда не видел.

– А причем здесь шлем? – не понял я предыдущего утверждения.

– Вот об этом я и хотел сказать. Шлем, скорее всего, и внушил мне, что это он управляет креслом. Именно он, а не само кресло такое. Само кресло – это только инструмент, своего рода, средство передвижения, и не более. Шлем уже управлял, когда просто в кармане кресла лежал. Качели он еще тогда мне показал. Но, когда я его на голову надел, все усилилось многократно. А шлем – это и двигатель, и система управления. У меня именно такая мысль в голове возникла. Но сама по себе она возникнуть не могла. Я сам даже не задумывался, откуда мне в голову приходят мысли. Это я уже здесь понял, когда вернулся. А там я другое понял, что шлем вместе с креслом хотят меня для чего-то использовать. Я оказался нужным инструментом в каком-то деле. Только я не могу сообразить, в каком именно. И вообще, когда шлем одеваешь, перестаешь думать словами. Даже внутренний диалог происходит с помощью ощущений. Это не совсем понятно, тем не менее, этому как-то сразу обучаешься.