Роковая молния - Уильям Форстен Страница 11

Чак Фергюсон догнал двинувшийся состав, схватился за поручни и вспрыгнул на подножку. Его ноги мелькнули в нескольких дюймах от вращающихся колес локомотива. Чак забрался в кабину паровоза. Машинист, пожилой Суздалец, выглядевший как истинный железнодорожник, вплоть до замасленной спецовки и фуражки, посмотрел на молодого изобретателя и укоризненно покачал головой.

— Наилучший способ лишиться ног, если поскользнешься, — спокойно проворчал он, давая знак кочегару налить чашку горячего чая.

Поезд въехал на мост через реку Сангрос, и стук колес превратился в гулкий грохот. Чак взял предложенную чашку с обжигающим чаем и высунулся в окно вагона, посматривая на реку, бегущую в тридцати футах внизу. По реке сплавлялся плот из грубо отесанных бревен. Плотовщики сидели верхом на бревнах и при помощи весел пытались маневрировать в быстро текущей воде, направляясь к восточному берегу реки.

У кромки воды сновало несколько рабочих, заканчивавших погрузку предыдущей партии леса. Они развязывали плоты и втаскивали бревна на старые платформы, передвигавшиеся по узкоколейке запряженными в них быками. Временно проложенная линия железной дороги, отходя от берега, сворачивала на восток, к окраине города Испания, где раскинулось целое море наскоро построенных бараков для прибывающих завтра десяти тысяч рабочих и их семей. Бревна, доставляемые с берега, предназначались для постройки укреплений. — Тебя ведь зовут Андре Ильявич, не так ли?

Машинист усмехнулся и кивнул.

— Этот состав везет оборудование оружейного завода? — снова спросил Чак.

— Оно самое.

Чак кивнул, отхлебнул чая и благодарно улыбнулся кочегару, протянувшему черными от сажи руками ломоть хлеба с сыром. Он хотел было спросить, откуда взялись такие деликатесы, но благоразумно промолчал. Не стоит задавать лишних вопросов. Он уже заглянул в тендерный вагон и заметил там целое семейство, расположившееся на поленнице: пожилая пара и мать с пятью ребятишками. Еда скорее всего была своеобразной платой за проезд. Такой обмен устраивал обе стороны.

Это моя невестка с детьми и ее родители, — извиняющимся тоном произнес кочегар.

Гражданским беженцам было запрещено ездить на локомотиве или в тендерном вагоне, но это правило частенько нарушалось.

— Все в порядке, — успокоил его Чак, и кочегар облегченно вздохнул.

— А где сейчас ее муж — твой брат, если я правильно понял?

— Он в 1-м Вазимском полку 2-го корпуса. Они были в арьергарде.

— Сумели благополучно выбраться?

— Судя по последним сведениям, с ним все в порядке; легкое ранение, но ничего серьезного.

— Она умеет готовить?

— Превосходно, — ответил кочегар и махнул рукой женщине, чтобы та подошла поближе.

Чак вовсе не стремился выслушивать их рассказ. У каждого была своя история, приготовленная на тот случай, если подвернется шанс доехать до Рима на поезде. Чак улыбнулся женщине и жестом попросил ее помолчать. В ее глазах таилось опасение, что он может прогнать их с поезда и отослать обратно в Кев за нарушение правил. Фергюсон порылся в кармане и вытащил бланк приказа. Написав несколько слов, он протянул женщине листок бумаги.

— Это пропуск, дающий право тебе и твоей семье оставаться в поезде. Вы с матерью будете приняты на фабрику в качестве поварих. Твой отец тоже сможет работать, так что оставайтесь в вагоне, пока твой родственник не даст знать, что вам делать дальше.

Женщина разразилась потоком благодарностей, но Чак легонько потрепал ее по плечу и отвернулся, как будто забыв о ее существовании. Кочегар тоже пытался поблагодарить его, но Чак не стал слушать и высунулся в окно. Хотя Джон Майна, гений логистики, похоже, считал железную дорогу чуть ли не своей собственностью, Чак Фергюсон придерживался мнения, что раз именно он все это придумал, то дорога была в первую очередь его детищем, и старался завербовать побольше «своих» людей. Этот человек не забудет оказанной услуги, а в ближайшие пару недель Чак будет остро нуждаться в добром отношении большинства окружающих и хотя бы в малой толике снисходительности со стороны некоторых.

— Но этот поезд должен развернуться в Испании и отправляться обратно в Кев, — заметил Андрей Ильич, чувствуя что-то неладное в последних словах Чака.

— Всего лишь небольшое отклонение от маршрута, — произнес Чак, стараясь не выдать своего волнения.

— Это спутает все расписание.

— Я сам несу за это ответственность.

— Людям генерала Майны это не понравится. Поезд должен отправиться в Кев завтра в шесть сорок пять утра.

— Я же сказал, что все улажу, — резко оборвал его Чак.

Машинист понял, что лучше не спорить, и отвернулся.

Поезд пересек Сангрос и находился теперь на территории Римского государства; граница была обозначена столбом, увенчанным орлом и пучком прутьев ликтора — символами недавно образованной республики. Стрелочник в свободно развевающейся тунике крестьянина, еще год назад бывший рабом и трудившийся на полях своего хозяина, поднял над головой зеленую дощечку в знак того, что перегон свободен.

Поезд свернул на боковой путь. Слева показались контуры мощного бастиона, а справа — железнодорожная станция Испания. На вокзале столпились сотни беженцев, прибывших сюда накануне и теперь ожидавших поезда до Рима, конечной цели своего путешествия. У стены здания, построенного из известняка и порядком закопченного, был поставлен длинный грубо сколоченный стол. Позади расположилось стояло с полдюжины кипящих котлов, за которыми присматривали несколько беспрерывно болтающих женщин — римлянок, русских и даже карфагенянок. Языковые различия ничуть не мешали их разговорам. Рядом с котлами лежала кучка овощей, похожих на картофель — или, по крайней мере, называвшихся картофелем в этом мире, а также останки антилопы. Длинная очередь беженцев терпеливо ожидала пищи.