Нечеткое дробление - Пол Ди Филиппо Страница 11

– Что, слишком много всего за один раз?

Учительский тон Кальпурнии вновь привел меня в себя. Не знаю, но, возможно, пожалев меня, она восстановила вокруг моей физической личности, по крайней мере частично, защитное поле.

Вынырнув «изнутри» кальвиний – или изгнав их из себя, – я обнаружил, что мое восприятие стало куда лучше соответствовать моему сознанию. Окружающий Моноблок стал восприниматься четко.

Подобно тем керамическим профильным фигурам, которые представляют собой нечто среднее между вазами и человеческими профилями, внутренность вселенной распространилась в моих новых «глазах» в диапазоне от очень малого до невероятно большого. При этом не прекращалось мельтешение этой вселенной. Вероятностная пена пребывала в вечном «движении», мерцала, вспухала, вздымалась, прыгала, расцветала, втягивалась, растягивалась, ломалась, переворачивалась, трепетала – в общем, вела себя как сексуально перевозбужденный подросток с пляской святого Витта. Изумительные топологические изъяны, дефекты и слизкие пятна постоянно образовывались и разрушались в безумном танце плодоношения.

Этот вечный калейдоскоп судорог мира внушал гипнотический покой, и мне пришлось усилием воли заставить себя оторваться от созерцания, чтобы ответить Кальпурнии:

– Э-э, нет, я вроде бы...

– Тебе еще понравится, – проговорила она.

Я обернулся к ней и открыл, что сама Кальпурния была не чем иным, как уродливым топологическим монстром с сотнями извивающихся щупалец, раздваивающихся и шевелящихся, в целом заметных только по подобию стабильности посреди хаоса.

Внезапно каким-то образом я увидел «себя» с ее точки зрения и обнаружил, что «я» нынче помещен в нечто похожее на рогатый чайник с до-хрена-мерной ручкой и несчетными наростами.

– А ты хорошенький! – заметила Кальпурния.

– Э-э-э, спасибо. Ты тоже.

Различные исследования, которые мне попадались, оценивали средний интервал между мыслями о сексе у обычного мужчины от тридцати секунд до пяти минут. В этом спектре я был когда-то с самыми страстными. И теперь почувствовал, что непристойные мысли об амурах в сингулярности поднимают во мне волну эротического настроения.

– Гм? Кальпурния, а где все? – спросил я.

– Тут. А где еще им быть?

– А почему я их не вижу?

– Потому что смотришь не в ту сторону.

– А в какую сторону мне надо смотреть?

– В любую, куда ты до сих пор не смотрел.

– Ну и куда, например?

– Ана, ката, вчервниз, завтверх. Гиперплюс и субминус. Афт, бафт и нафт. Я назвала десять?

– Нет, девять.

– Ах, я чуть не забыла тильду.

– А разве тильда – это направление?

– Ну, мы туда не слишком часто смотрим.

Я развернул по сторонам свои новые чувства, представляя, будто пытаюсь укусить собственный локоть или разглядеть свой затылок через собственную макушку, стоя на табуретке. Потужившись некоторое время, я наконец усмотрел остальных кальвиний.

Насколько мне удалось разглядеть, кальвинии были чем-то заняты. По мере того как из внепространственно-безвременной вероятностной пены возникали новые монструозные топологические зародыши, кальвинии вились вокруг них, придавая форму, ухаживая, изменяя и всячески прихорашивая.

– Чем это они заняты?

– Я объяснила все твоему вчервнизу.

Через минуту я уже почти смог «вспомнить» объяснения. Но призрачные воспоминания тут же улетучились.

– Не могла бы ты объяснить еще раз?

Кальпурния вздохнула.

– Думаю, могла бы.