Фактор жизни - Джон Мини Страница 11

Мальчик откинулся на спинку скамьи, наблюдая, как три струйки воды, выгнувшись дугой, падают в водоем. Встроенный в стену аквариум был заполнен рыбками: пурпурными, красными, черно-желтыми, с невероятно длинными, развевающимися в воде плавниками. Том любил смотреть на них…

— Гамма девять? Ваша очередь. Долго надо ждать?!

Том проверил керамический жетон: это был его номер.

Дежурные заполнили контейнеры, выдали ему талон, необходимый для получения отцовского рациона, и помогли накинуть лямки канистры на плечи.

Неловко, пытаясь не поскользнуться, Том отправился в долгий путь домой.

* * *

— Ранверу Коркориган, если можно.

Том никогда не слышал, чтобы Труда говорила подобным голосом. С таким изяществом и так четко выговаривая слова.

— Минутку…

На голограмме, висевшей над столом, лицо-пиктограмма со смазанными чертами сменилось человеческим: белобородый мужчина с темно-красными шрамами, пересекающими одну щеку.

— Главный управляющий Вэлнир к вашим услугам.

Том застыл в дверном проеме — всего лишь третий раз в жизни он присутствовал при вызове другой страты. Он медленно поставил контейнеры с водой на пол. Ни Труда, ни отец даже не посмотрели в его сторону.

— Я обращаюсь к вам от имени торговца Коркоригана. — Труда кивком указала на отца.

Его застывшее лицо напоминало маску. Он остался безучастным к тому, что Труда явно завысила его общественное положение.

— Жена торговца Коркоригана — гость Его Мудрейшества, насколько нам известно.

После долгой паузы управляющий ответил:

— Мы ждали этого запроса. Меня просили заверить вас, что мадам Коркориган здесь хорошо.

Отец молча наблюдал за происходящим.

— Она… — старик Вэлнир прочистил горло. — Она вольна находиться там, где пожелает.

— Но она моя жена! — наконец выдавил из себя отец.

— Мне очень жаль, — глаза Вэлнира выражали неподдельное сочувствие.

— Такого объяснения мало! — объявила Труда, и Тому показалось, что внутри у него все перевернулось от этого крика.

— М’дам, я… — голос старика исчез.

А затем его изображение завибрировало, раскололось на тысячу вращающихся фрагментов, которые тут же снова срослись.

Рядом с Вэлниром был теперь Оракул Жерар д’Оврезон.

— Извини, старина, — обратился он к управляющему. — Это — моя забота. — Взгляд его красивых глаз скользнул по лицу Труды, потом Оракул слегка поклонился отцу: — Мои наилучшие пожелания!

Лицо отца стало пепельно-серым.

— Ран действительно прекрасная женщина, — улыбка тронула губы Оракула. — Но я обещал ей… гармонию… Ее нельзя тревожить.

— Она — моя жена.

— Нет… Вот ведь проклятие! — Оракул пожал широкими плечами. — Есть одна вещь, о которой я не хотел говорить вам. — Странная улыбка мелькнула у него на губах и тут же исчезла. — Но, кажется, придется сказать…

— Ранвера — моя жена.

— Боюсь, уже нет. — Голос Оракула зазвучал неожиданно громко, усиленный эхом, подобного которому Том никогда не слышал. — И я не сказал Ран… — Оракул помедлил. И словно отрезал: — О вашей приближающейся смерти.

Том обратил внимание на руки Труды, вцепившиеся в край стола, бескровно-белые от напряжения, и гнев захлестнул его.

— Нет! — закричал он.

— Это ее сын? — бездонные холодные серые глаза уставились на Тома. Оракул готов был встретить волну ярости Тома и поглотить ее. — Кажется, мы встречаемся впервые, если быть хронологически точным.

— Ранвера для вас ничего не значит, — вновь начала Труда.

— Я могу втянуть в поток времени больше, чем… Впрочем, ладно… Скажем, она имеет качества, которые могу оценить только я один. — Оракул нахмурился. — Примите мои сожаления! — Он отвесил учтивый поклон всем, кто находился в комнате. — И вот что еще. — Глаза Оракула остановились на отце. — Деврейг… если мне, конечно, будет позволено называть вас так… С вашей стороны было бы очень мудро привести свои дела в порядок.

Странный звук вырвался из груди Труды.

— Пять декад. — Оракул перевел пристальный взгляд на нее. — Именно столько отпущено вашему другу Деврейгу.

Изображение померкло.

* * *

Минус тридцать дней. Осталось три декады.

Кто-то коснулся рукава. Том обернулся. Бритоголовая прислужница жрицы, девочка-подросток немногим старше его, отодвинула Тома в сторону, чтобы Антистита, старшая жрица, шурша тяжелым лиловым шелком, смогла еще раз пройти мимо кровати отца.

— Я не… верю… — голос отца был слабым. Бритоголовая прервала свою молитву:

— Вы привыкнете.

Юная прислужница следила за дисплеями. Они стояли возле Тома: голографический медсканер слева, процессор для молитв — справа. Затем она снова качнула кадилом, и Том закашлялся, вдохнув фиолетовый дым.

Моргая и смахивая слезы, он наблюдал, как Антистита водит руками над отцовскими чакрами, нараспев произнося молитвы. Многообразие фазовых пространств множилось и разворачивалось на дисплеях.

Когда Антистита наклонилась к отцу, тот слабо кивнул ей, лицо его было безучастно.

— Благословляю вас.

Юная прислужница жестом свернула голографические дисплеи и убрала процессоры. Закончив, обе жрицы, одетые в лиловые одежды, ушли. Их поспешность удивила Тома. Но потом он понял, в чем дело, и вышел вслед за ними.

— Мне очень жаль, — глаза Антиститы блестели в полумраке.

— Вы же не нашли у моего отца никакой болезни!

Том и сам пытался поставить диагноз с помощью дешевой диагностической полоски. Когда он прилепил ее на лоб отца, полоска осталась красной, а графа «прогноз лечения» осталась абсолютно белой, что не предвещало ничего плохого.

— Да, мы не знаем, что с Деврейгом, — жрица протянула руку и коснулась скрюченным пальцем лба мальчика. — Но ты должен приготовиться к худшему.

Том смотрел вдаль, моргая: дым от ладана все еще щипал его глаза.

— Я не могу.

* * *

Луч гразера испепелил половину лица, и один глаз уставился на него, навсегда остекленев…

— Эй, Том!

Мальчик вздрогнул и стряхнул с себя промелькнувшее видение.

— Том? — Голос доносился снаружи. Минус девять дней…

Мальчик встал, прошлепал босыми ногами по холодному камню, взглянул на отца. Затем подошел к занавесу и отдернул его. Он не видел Труды в течение нескольких дней, но вот она, наконец-то вновь появилась. И на этот раз не одна за ее спиной стоял смуглый человек с желтой татуировкой на коже.