Кром. Книга первая - Вадим Богданов Страница 11

– Этот? – Ичан показал на Джильку, – Не-е-т! Этот вахлак хотел ночью нас ободрать как охотник корсуку.

– Удивительна твоя доброта, большой начальник Ичан, что ты не бьешь его ногами в живот, а тратишь на него свою еду, но могу ли я быть уверен, что ты не будешь против, если я обращусь к этому… человеку и решу с ним кое-какие наши дела?

– Да сколько хочешь! Я в ваши дела не встреваю!

– Благодарю тебя, большой начальник Ичан…

Не успел воин в нагайбачнике договорить свои слова, как на Джильку упало сразу три веревки.

– Ты, грязный собарник, ничтожная бздюха, гавез вонючий…

Три воина повалили Джильку назем и, награждая пинками и тумаками, скрутили ему руки. Один из них накинул конец веревки на седло и погнал тягла прочь, Джилька со всех ног припустил за ним.

– За что вы его так? – спросил Ичан с интересом поглядывая на скачущего за тяглом Джильку.

– Этот жех, пытался тяглов украсть с наших выпасов. Мы поймали его, хотели пештергян сделать, да проклятый сбежал. Хорошо, что ты поймал его, большой начальник Ичан.

– Да ладно…

– Главный галман глузгов Килидан, – продолжил свою прерванную речь воин, – приглашает тебя, большой начальник Ичан, в свой стан у жилища Стивена Милостивца на большой праздник и большой разговор. Мы проводим тебя… и твоего зависимого человека.

– Спасибо тебе, большой воин в большой и красивой одежде, прости, не знаю твоего имени…

– Я – Бодяк, командир большой сотни галмана Килидана.

На лице Ичана ощутимо отразилась работа мысли. Растягивая время он, оглядев всадников, сказал:

– Замечательные тяглы у глузгов, сотник Бодяк, сразу видно сильные, быстрые и выносливые… и большие.

Сотник любовно огладил лоснящуюся шею своего тягла.

– Это в Городе, у вас тяглы, большой начальник, а у нас кони! Грех называть зверя, несущего тебя в бой тяглом! Это конь!

– Кх-кх… Хорошо… Хорошо! Мы принимаем большое приглашение галмана Килидана, большой командир Бодяк. Только соберемся…

– Я жду.

Ичан повернулся к Володу, процедил тихо, не раскрывая рта.

– Сворачивай лагерь. Мне нельзя работать, степняки обидятся.

– Стив, – стал шепотом ругаться Волод, – Мы не можем никуда ехать! У нас задание! Куда они нас потащат?

– Да это ненадолго, на день-два. Недалеко от пирамиды… Да тихо ты… Нельзя отказываться раз сам галман зовет, обидим степняков, врагов наживем – ни юга, ни Города не увидим. Собирайся шустрее…

– Зеленый ворох!

Встречать большого начальника Ичана вышел весь кочевой стан. Воины-бойчаки выстроились верхами в праздничных чапанах и армяках украшенных монетами, цепочками через плечо и разными цацирками. Всадники играли саблями. Удивительно гибкие клинки, выписывали чудные финты, круги и восьмерки, рисовали в воздухе замысловатые призрачные узоры и были подобны метущимся крыльям стрекоз.

За воинами топились женщины и дети. Женщины смотрели на гостей сквозь поднесенные к лицу пальцы, что должно символизировать ослепление лучезарным видом большого гостя и высшую степень смущения от его величия и красоты. Дети ничего не прикрывали, им пока не нужно было ничего изображать и символизировать, поэтому они как нормальные люди кричали, визжали, скакали и смеялись, не считая зазорным указать пальцем на большой живот большого гостя или показать ему самому свою голоштанную задницу.

Ичан милостиво принимал знаки внимания, и благосклонно показывал степнякам три пальца, временами поднося их к губам и ко лбу. Но при этом он украдкой с опаской косился на едущего рядом, но на полкорпуса позади Посвященного Архитектора.

– Да, любят тебя здесь, похоже, – проворчал Волод. – За что только?

– За доброту, мудрость, смелость и любовные подвиги, – не задумываясь, ответил Ичан.

– Хм… – только и удалось сказать Володу.

Гости и их свита проехали мимо серых юламеек, белых кибиток, цветастых войлочных вежей к стоящему поодаль четверному, раскинувшемуся крестом шатру галмана.

Галман племени глузгов Килидан встретил гостей в центральной, самой обширной части своего шатра. Галман сидел на резном сундуке, обложенном коврами и подушками. За ним на центральном столбе висело развешенное его богатое вооружение и полные становые латы. Вождь глузгов был кругл, солиден и находился в возрасте проводов второй и видимо последней молодости. В руках, явно гордясь и красуясь такой изысканной вещицей, он держал, крутил, вертел, даже поглаживал украдкой тонкий жезл драгоценного дерева букшпан с навершьем из кости пахидерма. Кость была вырезана в виде кулачка с изящно вытянутым указательным пальцем.

Слева и справа от галмана стояли в ряд царедворцы, полководцы, советники, колдуны, родственники и прочие важные люди. Стороны обменялись витиеватыми приветствиями, потом по знаку галмана вперед выступил, то ли самый красноречивый, то ли самый выносливый придворный, и начал длинную и малопонятную речь, изобиловавшую бесконечно красочными оборотами и эпитетом «большой», применяемым к самым разнообразным субстанциям, как в частности различные органы Ичана, путь глузгов, важность Города, почтение перед Городом, надежда на Город, кишки Города, супруга галмана Калидана и прочее. Последняя, то есть большая супруга, особенно часто стала фигурировать к концу речи, совместно со словом туй, тоже естественно большим. Какая-то часть речи была посвящена объединению глузгов и Города против маленьких врагов и их еще более мизерных приспешников, что каким-то образом увязывалось опять-таки с большой супругой и туем.

В начале речи Волод еще как-то пытался уловить смысл в кудрявый оборотах сладкоглаголивого оратора, но на исходе второго часа совершенно потерял нить его рассуждений, тем более такие слова как захават, карымта, барымта, брукать, хрязнуть, скрагли и все тот же туй, оказались ему совершенно не известны. Ичан, похоже, даже не пытался вникать в смысл речи, поскольку как заметил Волод, давно уже прихрапывал, что впрочем, не мешало ему стоять ровно и периодически кивать на слова оратора.

Больше всего наслаждения речь, судя по его довольному виду, доставила самому галману. По ходу всего этого словесного извержения он ловко и с наслаждением манипулировал своим изящным пахидермическим пальцем на жезле, указывая им в соответствующих местах, то на оратора, то на Ичана, то в небо, то на уснувшего старенького советника, с тем, чтобы его разбудили, то откладывал на жезле размеры туя или чего-то еще.

Наконец, на исходе второго часа оратор уже подхрипывая и посипывая закончил свой спич пожеланиями всяческих благ, тяглов, детей и всего такого.

Волод толкнул Ичана.

– Что делать будем? Только архитектор-легат может говорить от имени Города.

– Не волнуйся, я им сейчас такого наплету, не хуже того златоуста, ничего не поймут, а уважение почувствуют.