С чем вы смешиваете свои краски? Книга 2 - Дмитрий Соловей Страница 11

— А я ведь думал тебя на первое время в «портные» определить, — продолжил свои подколки Илья. — Поработал бы с полгодика «ножницами»…

— Ещё не поздно, — ответил я, ничуть не веря, что меня могли посадить на обработку прессы, вырезать из легальной периодики статьи. Какая-то часть аналитики, безусловно, использует и эти данные. Но у меня, похоже, собственное дело появилось.

Первый день на службе прошёл в беготне и суматохе. Личную печать для опечатывания сейфа и двери получить, кучу бланков заполнить, биографию (в который раз!) написать, с тем, что ознакомлен с правилами вплоть до схем пожарного выходов, расписаться. С биографией обычно случалось недопонимание со стороны тех, кто читал мой опус. Особенно тот момент, где я вставлял предложение: «В одиннадцать лет я стал членом Союза художников». Надеюсь, хоть здесь перепроверять и уточнять не станут, дядя Вова в курсе моей непростой биографии.

К обеду закончил бумажные дела и был сопровождён для ознакомления в столовую, где немного передохнул.

Вторую половину дня я уже работал в кабинете, куда меня определили. Напечатал на машинке (лента дрянь, нужно поменять) всё, что удалось нарыть по делу Романовой, собрал в папку имеющиеся документы, включая записку старушки, свои рисунки, и отправился на приём к генерал-майору. Звание у меня после выпуска — старший лейтенант. Да и не принято у молодых вот так просто к начальству заходить, но попросил секретаря доложить о себе.

— У Владимира Петровича в три часа встреча с подполковником Савельевым, — сообщили мне.

— Я по тому же делу, — показал папку в своей руке.

Секретарь ещё немного посомневался, но позвонил, и буквально сразу я получил разрешение зайти в кабинет.

— Сашка, я не понял! Думал, мы отметим, отпразднуем твоё вливание в наши ряды. А тут Илья что-то с утра наплёл, куда-то уехал, и у вас сразу дела образовались. В первый день работы? — не поверил он.

— Светку Романову помните?

— Убили её, я в курсе, — нахмурился Владимир Петрович.

Передав начальнику тощую папку, я начал вводить его в курс дела. На моих глазах из добродушного «дяди Вовы» Владимир Петрович превратился в генерала. Стал раздавать по телефону указания, спросил, подъехал ли Савельев, я так понял, что к моему сообщению он отнёсся на полном серьёзе. Владимир Петрович начал рассказывать мне все трудности сложившейся ситуации.

Оказывается, заводить дела и вообще как-то разрабатывать сотрудников МИДа разрешено только, имея неопровержимые доказательства, которые можно получить путём долгой и кропотливой работой. Причиной тому, что КГБ не могло взять «за жабры» любого из министерства, был Громыко. Андрей Андреевич, будучи министром иностранных дел, ревностно относился к своей вотчине.

— «В МИДе предателей нет и не может быть» — вот его слова, — процитировал Владимир Петрович министра.

Доказательства шпионской деятельности должны быть неопровержимыми. Мне вспомнилось, что именно на эти годы придётся большое число перебежчиков на Запад именно из МИДа. Не помнил я их. Всплывала в памяти фамилия не то Шевченко, не то кого-то с созвучной «украинской» фамилией, приближенного к Громыко.

Меня всегда удивляли книжные персонажи попаданцев, которые чётко и внятно могли перечислить подобных «героев». На самом деле нужно или интернет держать под рукой, или специально заучивать и зубрить, надеясь на то, что случится оказия перенестись в прошлое, а тут ты такой во всей красе и умный. При этом не забывать, что попаданцев может занести с одинаковым успехом во времена мамонтов, Петра I и так далее. Не факт, что вызубренные маньяки СССР пригодятся.

Не знаю, был ли настоящим шпионом этот Александр Дмитриевич или так совпало, и Светку не он отравил, разбираться всё равно нужно, но я такого шпиона не помнил.

Безусловно, известные и склоняемые всеми личности отложились в голове, но тоже без точных дат. Бывали, конечно, исключения. И только по той причине, что я когда-то изучал и читал интересную мне тему. К примеру, взрыв автобуса в 1971 году в Краснодаре. Кто помнит? А я помнил, потому что в детском саду был в группе мальчик (кажется, Коля), чья мама погибла в том автобусе. И в моей голове не сохранились бы эти данные, но меня потрясло больше всего, что уже через год у Коли была другая мама. В том возрасте мне казалось, что самое худшее, что могло случится в жизни у человека, — это смерть мамы, и другая женщина её не сможет заменить.

Спустя много лет взрыв автобуса если и вспоминали, то с излишними деталями. Автобус почему-то превратился в троллейбус и так далее. Я и сам забыл, какой именно вид транспорта взорвал шизофреник. И когда появилась возможность через интернет найти документы и фото, то почитал. Почитал и запомнил.

Отвлекусь немного от автобуса и того шизофреника и вернусь снова к детскому саду, где мне довелось провести время до поступления в школу. Дети в нём, как мне запомнилось, обычные, не то чтобы уж сильно баловались. Был там у нас в группе один шебутной мальчишка. Он был меньше всех по росту, этакий воробушек-забияка. Во время дневного сна вечно на что-то отвлекался, смеялся. Маленький, смешливый, мешал детям спать. В один из дней воспитательница, наорав на него, стащила с койки и поставила на подоконник. Затем она спустила с него трусы и выставила на всеобщее обозрение как нам, так и тем, кто мог видеть мальчишку со стороны улицы.

На рёв и причитания ребёнка женщина не велась. Проучив таким образом его и унизив (боюсь даже думать, какие комплексы он заимел в старшем возрасте), она спустя полчаса вернула его обратно. Позже, когда я уже учился в школе, узнал, что эта воспитательница стала заведующей детским садом, а затем заслуженным педагогом или типа того. М-да уж…

Но вернёмся к четырнадцатому июня 1971. Сдав всё что можно в универе досрочно, я купил билет на поезд и поехал в Краснодар, решив, что смогу провернуть операцию по предотвращению террориста тихо и без проблем.

Начнём с того, что я не знал, когда и на какой остановке гражданин Волынский сел в автобус. В интернете указывалось время взрыва 8:30. В районе восьми утра я стоял на остановке и тихо паниковал, думая о себе не самые лицеприятные вещи. Чего сам попёрся? Чего «в органы» не заявил? Наконец дождавшись нужного автобуса под номером один, я еле втиснулся в него и принялся оглядываться по сторонам.

Тот или не тот автобус? Вдруг они чаще ходят, чем я рассчитал? И только увидев, как на следующей остановке заходит, можно сказать, знакомое лицо, я запаниковал в полной мере. Прикиньте, сам! Боже, какой я придурок! Влез в автобус с бомбой! Но делать нечего, пришлось протискиваться к Волынскому, чтобы своими глазами увидеть чемодан, поставленный возле бензобака.

— Гражданин, это у вас что такое? — громко поинтересовался я. — Тикает как бомба и запах химический. Товарищи! Кричите водителю, пусть останавливает. В автобусе бомба!

На самом деле в гуле голосов я не слышал никакого тиканья. Про запах вообще была полная импровизация, в душном автобусе среди потных тел ароматов хватало с избытком. И тем не менее одна дамочка поддержала мой выпад.