Третье пришествие - Алексей Барон Страница 103

— О! Рано или поздно, все друг с другом встречаются, не так ли? — сказал я.

— Хвала Карробусу.

— Скорее, бефобастрону.

— Да оба постарались. Черешин?

— Что?

— Черешин, говорю? Владимир Петрович?

— А то не знаешь.

— Усов раньше не было, — усмехнулся офицер.

Лучше бы он этого, не делал, честное слово. Я успел отвыкнуть.

— И что, паспорт принести?

— Да ладно уж. Вот здесь и здесь распишитесь. И время проставьте.

Странное дело. Президентом я быть перестал, а расписываться приходилось на каждом шагу. За очень скромную зарплату.

— А что привезли-то?

— Письмо привезли. Ну и пропуск, естественно.

— Прямо оттуда?

— Так точно. Дважды Владимир.

Я расписался, и мы с любопытством взглянули друг на друга.

— Так. Значит, опять при органах? — спросил я.

— Карма. При моей комплекции другую работу отыскать трудно.

— И подполковник Терентьев командует?

— Нет. Терентьев теперь гастроэнтеролог.

— Кто?

— Гастроэнтеролог. Язвы народные врачует.

— Здорово. А раньше-то бичевал.

— Что и говорить. Чудны дела твои, о великий аншарх.

— В прошлой жизни Волга впадала отнюдь не в Азовское море.

— Да. И Фанни Каплан не совсем Ильича подстрелила. Поэтому в Мавзолее другие останки покоились. Если это можно назвать покоем.

— Все помнишь?

— Скажем так, многое. Владимир Петрович, вы бы прочли письмецо-то.

— Да, — сказала Алиса. — Интересно же. Теперь не каждый день из Кремля почта приходит.

— Ну что ж, давайте удовлетворим всеобщее любопытство.

Я с забытым удовольствием сломал печати, достал хрусткую бумагу с грозно нахмуренным на две стороны света орлом.

«Уважаемый Владимир Петрович Черешин!

Прошу Вас прибыть 11 января в 11 часов утра для обсуждения Ваших предложений.

Владимир Владимирович Момот,

Президент Российской Федерации.

Москва, Кремль».

— Все?

Я повертел письмо.

— Больше ничего не написано. Ну дата еще стоит.

— Сегодняшняя?

— Сегодняшняя.

— Обнадеживает, — сказала Алиса.

— Ох, не сглазь. В который уже раз.

— Удачи, — пожелал Андрюша. — Да, транспорт за вами пришлют. Уже не косыгинский броневик, конечно, но пришлют. Так что ожидайте. В девять тридцать.

Он выглянул на площадку.

— Сивухин!

— Я!

— Доложи-ка, брат Сивухин, об исполнении.

— Есть.

Андрюша еще раз улыбнулся, уже не так страшно, козырнул, вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Я вернулся в столовую и еще раз зачитал приглашение.

— Москва, Кремль. Черт возьми, — с большим изумлением сказал Туманян. — С чего бы вдруг? Столько лет прорывались…

Дверь из детской приоткрылась. Оттуда донеслось бормотание телевизора.

— Па, по зомбоящику новости кажут, — сообщил Дмитрий, кусая красное, как стоп-сигнал яблоко.

— И что?

— Японцы астероид какой-то обнаружили. На эллиптической орбите.

— И чо? — внутренне сжимаясь, повторил я.

— Да так, ничего. Приближается. Па, а «чо» говорить неправильно.

Было слышно, как в прихожей тикают огромные напольные часы. Дима их выиграл в карты. И поскольку не знал, куда деть антикварного монстра, притащил его к нам. Монстр оказался большим упрямцем. Что бы с ним не творили, всегда показывал неправильное время. Трагически отставал на несколько минут.

— В тот раз Джимми крикнул богу stop it, — медленно сказал Баб.

— В тот раз все мы это крикнули, — сказал я. — Мы не могли иначе.

— Йес, все крикнули. Толко не знаю, правилно ли получилось. Мы не могли иначе, да. Но есть не толко мы. Тебе не кажется, кто-то все знал? Что мы не можем иначе? И захотел посмотреть, что с нами получаться будет в другом континууме.

Я пожал плечами. Разве был выбор? Миллиарды погибших… Да, теперь мы точно знаем, что существуют силы, которые гораздо могущественнее людей. И от нас они не слишком отстранены, могут вмешаться в любой момент. И что? По большому счету, мы и сейчас мало что можем противопоставить. Хотя старались ко второму разу подготовиться заранее.

— Нет смысла гадать. По крайней мере, десять лет мы выиграли.

— Десять лет — это не джек-пот.

Я еще раз пожал плечами.

— Нэсе Галя во-оду, — вдруг запела Варвара Степановна. — Коромысло гнэться… ну, девчоночки, чего не подхватываете?

— Бом-м-м, бом-м-м, бом-м-м, — прогудел монстр в прихожей. Подумал, добавил еще один бом-м-м и поперхнулся.

— Кто хочет водки? — спросила Алиса.

— Мнэ срочно надо лэтайт ту Вашингтон, — сказал Баб. — Как можно поменять тикет?

— Да бросьте вы это, — заявил Некумыкин, надевая фуражку. — Так низя. С нашими бабами не пропадешь. Правда, Ефим Львович? А за нэй Иванко як барвинок вьется… Шо там дальше?

— Не хотелось бы знать, — тихо сказала Алиса. — Шо там дальше.

— Надо, — не согласился я. — Кто хочет водки?

— Боммм, — отозвался монстр. Вроде бы, оптимистически.

Алиса молча налила в стаканы. Граненые, советские. Дизайн которых разработала лично скульптор Вера Мухина. Мы выпили не чокаясь.

В сухой вазе на подоконнике стояла южноафриканская иммортель, подаренная Алисе нашим знакомым пилотом из Дурбана. За окном качался фонарь. Зря я его повесил, наверное.

К нам опять заглянул Митрий.

— Эй, ветераны! Почему такие окаменелые?

— Да так, — сказал Фима. — Астероид не нравится.

— Мы разобьем этот безмозглый стоун.

— О, йес. Нэсомненно, — сказал Баб. — Тайтэн-Армагеддон, Топол и все такое прочее. Эсли не промажем, конечно.

Капитан Некумыкин вздохнул, подумал, выпил еще, печально обнажил голову.

— И если кобыла не сдохнет.

Над Москвой гудел очередной стратегический перехватчик. В прихожей прозвучал полонез Агинского. Со стороны кухни сочился горький запах. И это было самое невероятное. Чтобы у Алисы что-то подгорело?

А раз подгорело, следовало одно. Следовало свозить ее в Грецию. Побывать на острове хитроумного Одиссея и его верной Пенелопы. Попробовать свежих оливок. Причаститься. Припасть к европейским первоистокам. Кто знает, вдруг да осенит чем-нибудь. Потом подняться на Олимп, принести какую-нибудь жертву метателю молний, вдруг да снизойдет, вдруг да поможет. А не поможет, так попытать судьбу в Дельфах. Если и там обломится, просто посмотреть на великие развалины. Удостовериться, что все в мире — действительно тщета и ловля ветра. Напоследок омыть семью в Эгейском море. Три звезды я еще мог купить. Еще было не поздно. Время еще было. Я даже догадывался, сколько.