Итерации Иерихона - Аллен Стил Страница 10

— У вас есть удостоверение личности?

Под нами на платформе сидели несколько человек, наблюдавших за нами со спокойным любопытством. Несомненно, они уже эту процедуру прошли.

— А? Конечно, конечно… — Я торопливыми движениями вытащил из заднего кармана бумажник, нашел водительские права и протянул ему. На именной табличке солдата было написано: Б.ДУГЛАС. Мои права он пропустил через ручной сканер, затем опустил из шлема монокль и стал ждать, пока из городских компьютеров не загрузится имеющийся на меня материал.

У меня было время его хорошо рассмотреть. Зрелище весьма неутешительное: молодой парень, годящийся мне в младшие братья — максимум двадцать один год, — в потрепанном армейском камуфляже, высокие ботинки, шлем-сфера, как у полиции для разгона беспорядков, на левом плече куртки пришита эмблема ВЧР — «Смерч и Меч». С правого плеча свисает на ремне штурмовая винтовка, на поясе — полный баллон и газовые гранаты со слезоточкой. Твердый взгляд молодого человека, которому слишком рано дали власть, и притом слишком много; один из тех, кто считает, что тот, у кого больше артиллерии, имеет право лупить, кого захочется. В другом веке он мог бы быть членом гитлерюгенда и искать евреев для битья, либо Молодым Республиканцем и травить в университетских городках либеральную профессуру. В наше время он солдат ВЧР и волею Божией — господин этой станции легкорельсовой дороги.

— Знаете ли вы, что находитесь в зоне действия комендантского часа, мистер Розен?

Мои права он вытащил из сканера, но отдавать мне не спешил.

Я прикинулся чайником:

— Правда? Здесь, в университетском городке? Раньше тут не было.

Он ответил мне твердым взглядом:

— Нет, сэр, вы в Даунтауне. И комендантский час начинается здесь ровно в двадцать один ноль-ноль.

Я небрежно пожал плечами:

— Извините. Я не совсем ясно представлял себе ситуацию. — Я попытался изобразить извиняющуюся улыбку. — В следующий раз буду обязательно иметь в виду.

Он вдруг сказал свысока:

— Что-то ты, папаша, вымазался, как хрюшка. Упал, что ли?

Папаша. Мне тридцать три, и этот Повелитель Турникета отлично это знал. Если у меня кое-где пробивалась седина, так это потому, что я многого навидался за последний год без месяца. Хотел я ему сказать, дескать, я такой старый, что еще помню времена, когда Билль о правах что-то значил, но решил приберечь сарказм до другого случая. А то этому юному Гиммлеру только дай повод, вмиг засадит под арест за нарушение комендантского часа. Полицейское досье у меня чистое, и у него ничего на меня не было, но в графе «профессия» он прочел: «журналист». У него на лице было написано, как мало снисхождения найдется для репортера «Биг мадди инкуайрер».

— Что-то вроде этого, — бросил я небрежно, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Б.Дуглас не ответил: он ждал продолжения.

— Я хотел перескочить водосток в нескольких кварталах отсюда, — добавил я. — Получилось не совсем. — Я пожал плечами и попытался изобразить улыбку пьяного, которому море по колено. — Не всегда все получается.

— Угу. — Он продолжал меня изучать, и в монокле отсвечивали уличные фонари. — Где, говорите, вы были?

— В университетском городке, — ответил я. — Ходил к приятелям. Мы там собрались… и малость, похоже, перебрали.

Алиби было хорошее. Университетский городок был отсюда в нескольких кварталах; именно там мы, либеральные типы, обычно и сшивались, слушая старые компакт-диски «Перл Джем», покуривая травку и ностальгически вспоминая времена Билла Клинтона. Может быть, он принял меня за загнанного камнями в канаву рок-критика, впавшего в раж при виде американского флага.

Вдали я услышал рокот приближающегося поезда — последнего на Красной линии, который останавливался на станции Форест-парк. Если обер-лейтенант Дуглас хотел найти причину меня забрать, то — теперь или никогда. В конце концов он ведь должен будет потом подать рапорт.

Мальчик тоже это знал. Задумчиво протер край удостоверения двумя пальцами раз, другой. Протянул его мне:

— Спокойной ночи, мистер Розен. Постарайтесь не попадать в неприятности.

Я подавил мощный импульс стать «смирно» и щелкнуть каблуками.

— Спасибо вам, — пробормотал я. Он наклонил голову и отступил в сторону. Отсвет головных огней поезда уже мелькнул на рельсах, когда я, выдернув проездную карту из сканера, толкнул турникет и побежал к платформе по цементным ступеням.

Поезд затормозил, от контактного рельса полетели искры. Пара моих будущих спутников поднялись со скамеек и с интересом на меня глянули. Одна из них — пожилая чернокожая дама в мокром матерчатом пальто с пластиковым пакетом супермаркета «Диллард», где явно хранилось все ее имущество, спросила:

— Почему он вас остановил?

В это время двери вагонов разъехались, и мы вошли внутрь. Я секунду подумал и ответил:

— Ему не понравился мой вид.

Ответ был честным. Она медленно наклонила голову:

— Аналогично. Теперь вы знаете, как это бывает.

Мы сели и стали ждать, когда поезд отправится дальше.

Я ехал по Красной линии к центру города. На Центральном Вест-Энде много народу вошло и вышло, большинство — в больницу «Барнс» или оттуда. Мой вагон был наполовину пуст. Пассажиры почти все в промокшей одежде. Поезд был наполнен кашлем и чиханьем, и компьютерный голос, объявлявший станции, еле пробивался сквозь этот фон. Весь поезд похож на передвижное отделение простудных заболеваний; несмотря на то что около больницы поезд останавливался, пассажиры как-то проскочили мимо всех бесплатных прививок, которые были нам гарантированы от щедрот ВЧР. Но это, в общем, неудивительно: вся прочая обещанная федеральная помощь тоже как-то ухитрялась проезжать мимо нас.

В окнах поезда мелькали пустыри, где когда-то стояли дома из неусиленного кирпича и цементного раствора, улицы, перекрытые рогатками, потому что их середина провалилась в древние водостоки или выбранные глиняные разработки, лачуги, слепленные из обломков гофрированной стали и ломаной фанеры. Из машин на улицах — только броневики, но там и сям попадались люди, притаившиеся в дверях обреченных домов. Ночью сюда приходили мусорщики — подростки со стальными прутьями, кравшиеся вдоль разрушенных складов и разгромленных магазинов в поисках чего-нибудь, что можно толкнуть на черном рынке.

Поезд выехал из зоны разрушений и грохотал в кварталах между Даунтауном и спальными районами. Около станции «Юнион» он остановился, но платформу «Аудитория» проехал не тормозя, потому что такой платформы больше не было. Сама аудитория «Кайел» выстояла землетрясение, но на месте бывшего «Сити-Холла» и городской тюрьмы теперь пустыри — ничего кроме битого кирпича, обломков бетонных блоков с торчащими трубами и осколков стекла. Огромные кучи мусора, ждущие вывоза.

Вот уже показались небоскребы Даунтауна со светящимися окнами, арка шлюза над шпилем купола старого здания суда штата — электрической радугой горели в ней отражения городских огней. Какую-то минуту или две разрушений не было видно. Как будто не случилось в городе никакого землетрясения и все мирно и спокойно.