Вихрь - Роберт Чарльз Уилсон Страница 10

Сандра пошла спать с убеждением, что эти записи — фальшивка, дурацкий розыгрыш, хотя звонить Боузу и обвинять его в этом было уже поздно. Хотя если это было шуткой, то уж очень старательной и вздорной. Ей не верилось, чтобы такое мог написать робкий и невнятный молодой человек по имени Оррин Матер, с которым она беседовала в приюте. Пока что она придумала единственное объяснение: он переписал текст из какого-то фантастического романа и выдает его за собственное сочинение… Но зачем?

Оставалось только отмахнуться от бесполезных вопросов и попытаться выспаться.

Утром она прикинула, что поспать ей удалось всего часа три, а значит, весь наступивший день она проведет в раздражении и со слезящимися глазами. А день опять предстоит жаркий, судя по мареву за окном гостиной — этому хьюстонскому августовскому смогу.

Она попробовала позвонить Боузу из машины, но попала на голосовую почту. Сообщив свое имя и номер рабочего телефона, она добавила: «Возможно, вы по ошибке прислали мне не тот файл? Если это не так, то вы сами — кандидат на собеседование в приюте. Пожалуйста, позвоните мне, как только сможете, чтобы внести ясность в эту историю».

* * *

Сандра проработала в приемнике социальной службы Большого Хьюстона достаточно долго, чтобы срастись с этим заведением, с его внутренним распорядком и повседневным ритмом. Иначе говоря, всегда могла определить, все ли идет своим чередом. В то утро она сразу смекнула: что-то не так.

То, чем она занималась, всегда, даже в лучшие времена, было отчасти сомнительным с точки зрения морали. Система социального попечительства была учреждена Конгрессом в период неразберихи после Спина, в разгар эпидемии душевных болезней, когда катастрофически возросло число бездомных. У законодателей были самые благие намерения, и для любого, у кого всерьез закатились шарики за ролики, жить за счет государства было не в пример лучше, чем на улице. Врачи выбивались из сил, чтобы им помочь, правильный подбор препаратов творил чудеса, предоставлявшееся бедолагам жилье, пусть скромное, отличалось чистотой и безопасностью.

Но слишком часто на попечении государства оказывались не те люди: мелкие правонарушители, агрессивно настроенные нищие, да и просто те, кого экономические неурядицы доводили до состояния умственного расстройства. А покинуть приют, будучи туда зачисленным не по своей воле, было непросто. В стране не стихали кампании протеста против вышвыривания на улицу пациентов приютов, а осуществлению программ штатов по строительству дешевого жилья препятствовали горластые активисты, кричавшие: «Только не по соседству с нами!» Поэтому население приютов неуклонно росло, тогда как их финансирование не увеличивалось. Неизбежным следствием были низкие зарплаты персонала, перенаселенные лагеря и периодические скандалы в прессе.

Задачей Сандры, работающей в приемном отделении, было стараться минимизировать эти проблемы, что называется, «на входе», — то есть принимать только тех, кто действительно нуждался в уходе, и отваживать (или переправлять другим социальным службам) людей с временно возникшими психологическими трудностями. Теоретически это было несложно: зафиксировать симптомы, дать рекомендацию. Но на деле ей часто приходилось строить догадки и принимать болезненные решения. Если слишком многим даешь от ворот поворот, то это вызывает недовольство полиции и судов; слишком часто включаешь «зеленый свет» — администрация начинает жаловаться на «перенаселенность». А главное, она имела дело не с абстракциями, а с живыми людьми: травмированными, смертельно уставшими, обозленными, подавленными, иногда необузданными; слишком часто эти люди принимали приют за тюрьму, а помещение туда за приговор — собственно, они не очень ошибались.

Поэтому спокойно работать было невозможно, приходилось балансировать и выкручиваться, да и в самом учреждении словно были натянуты невидимые струны, по-разному вибрировавшие от верных и неверных нот. Войдя в корпус, где находился ее кабинет, Сандра заметила, что дежурная медсестра исподтишка провожает ее взглядом. Струна завибрировала. Уже насторожившись, Сандра задержалась перед батареей пластмассовых шкафчиков для деловых бумаг сотрудников. Дежурная сестра по фамилии Уотмор сказала ей:

— Можете не искать личное дело Матера, доктор Коул. Его забрал доктор Конгрив.

— Не понимаю. Доктор Конгрив забрал дело Оррина Матера?

— Разве я непонятно выразилась?

— С какой стати он его забрал?

— Спрашивайте об этом его самого. — С этими словами сестра Уотмор отвернулась к своему монитору и защелкала по клавишам, давая понять, что разговор окончен.

Сандра поспешила к себе в кабинет и позвонила доктору Конгриву, своему непосредственному начальнику. Ему подчинялись все, кто занимался приемом новых пациентов. Сандре он был не по душе: надменный, равнодушный, уделяющий чрезмерное внимание гладкой статистике, которая должна была умаслить комитет по бюджету. После его назначения год назад двое лучших докторов приемного отделения предпочли уволиться, возмутившись установленными им квотами на зачисление в приют. Сандра гадала, зачем он забрал дело Матера, даже не предупредив ее. Обычно Конгрив не удостаивал своим вниманием истории конкретных пациентов.

Как только она соединилась с ним, он тут же начал говорить:

— Чем могу быть вам полезен, Сандра? Я в крыле В, тороплюсь на совещание, так что давайте побыстрее.

— Сестра Уотмор сказала, что вы забрали дело Оррина Матера.

— Действительно… Да, я видел, как она сверлила меня своими маленькими глазками… Извините, что заранее с вами не поговорил. Просто к нам в приемное отделение поступил новый сотрудник, доктор Эйб Фейн, вот я и подумал, что ему лучше начать с какого-нибудь беспроблемного дела. Среди всех наших нынешних кандидатов на зачисление Матер — самый тихий, не хочется, чтобы новый сотрудник сразу нарвался на буйного. Вы не возражаете? Я его проинструктирую.