Армагеддон был вчера - Андрей Валентинов Страница 10

Впрочем, сей фокус я имел честь видеть неоднократно. И поэтому наблюдал не за Гошиным жонглерством, а за тем, как Фол устраивается на коврике. Как укладываются кентавры, я тоже видел не в первый раз — и все-таки…

Фол аккуратно втянул в себя оба ороговевших колеса, одновременно разворачивая их в горизонтальной плоскости, и мягко опустился на эти два диска, своеобразным постаментом поддерживающие мускулистый торс кентавра. Как при этом должны были перекрутиться мышцы, приводящие колеса в движение, что должно было случиться со связками и костными «осями» — понятия не имею, господа! И не думаю, что найдется медицинское светило, которое сдвинет белую шапочку набекрень и похвастается подробным знанием анатомии кентавров. До сих пор умники яйцеголовые в затылках стетоскопами чешут: откуда взялись кенты, да еще сразу после Большой Игрушечной?! Город знают, как всю жизнь здесь прожили, говорят без акцента, старожилов по имени-отчеству и вообще… Собирались исследовать, за сдачу анализов чуть ли не денежные премии сулили — потом обломилось. Пришлось теоретическими версиями пробавляться: визуальный сдвиг восприятия, мутация рокеров, а также лиц цыганской национальности, адаптация «группы риска» в связи с катастрофой, метаболизм крышей поехал…

Это в старых мультфильмах да на картинках кенты на лошадиных ногах бегают. А на самом деле — полюбуйтесь! Лежит себе этакое чудо поперек колес, хвостом рубчатые их края трет и грудь полуголую обеими руками чешет — аж волосы встают дыбом!

А что ржет иногда — так и мы не без того…

Ритка тоже, забыв обо всем, следил за эволюциями Фола. Потом они с кентавром встретились взглядами — и бравый сержант смущенно отвел глаза, зардевшись, аки майская роза. Фол чуть заметно усмехнулся и придвинул к себе ближайшую кружку.

Мы со служивым не замедлили последовать его примеру.

— Ну что, — говорю, — как я понимаю, вы уже успели познакомиться. И даже неплохо провести время, перемывая мои косточки.

Фол в ответ опять хмыкает, а Ритка молчит.

— Итак, друзья мои, я наконец с вами, кости мои отмыты добела, и мы можем открыть наше маленькое пивное совещание.

При слове «совещание» наш сержант заметно морщится, темнея лицом.

— Кончай, Алька! — Ритка вдруг становится до неприличия серьезным, превращаясь в Ричарда Родионовича, и хлопает увесистой ладонью по столу.

Кружки дребезжат и слегка подпрыгивают, едва не расплескав свое содержимое.

— Я тебя знаю — ты еще целый час трепаться можешь. А мне не до трепа сейчас. Потому что я буду разглашать служебную информацию, а за это меня с работы попрут в два счета. Только работа работой, а…

Я как-то сразу заткнулся. Редко доводилось видеть Ритку в таком состоянии, и если доводилось — дело всякий раз пахло жареным. Горелым дело пахло. Особенно когда Ритка свою службу работой называет.

— Совещание у нас было, — буркнул Ритка, глядя мимо Фола. — Только не пивное, а для младшего комсостава. И то, по-моему, не для всех, а для тех, у кого характеристики — комар носу не подточит. Начуправ выступал, а я и не помню, чтобы господин Хирный перед унтерами речи держал. Ничего особо конкретного: усиление бдительности, обстановка в городе, у церкви Георгия Победоносца амбар обчистили, да не простой, а с казенными валенками… замок взломали, и запорное слово взломали. Короче, со следующей недели нам при выходах на патрулирование будут выдавать автоматы. С полным боекомплектом. Все подразделения — в повышенную боевую готовность. Вне работы разрешено носить личное оружие. Двоих прапоров, не сдавших зачет по «скобарю», и одного за «гноение табельного палаша посредством ржи» — подвергнуть взысканию. А в самом конце было сказано, что намечаются провокации и мы должны быть готовы дать достойный отпор.

— С чьей же стороны намечаются провокации? — очень спокойно поинтересовался Фол, накручивая на палец кончик хвоста.

— Угадай с трех раз.

— С нашей, — так же невозмутимо кивнул Фол.

— Угадал. Более того, под занавес встал какой-то рыжеусый полкан в общевойсковой форме, но с Михайлой-архаром на петлицах и сказал, что при малейшей провокации со стороны кентавров и иных преступных элементов (как вам формулировочка?!), в случае угрозы жизни и здоровью мирных граждан нам разрешено действовать согласно параграфу «Низвержение». Слыхали, что это за параграф?!

— Нет, — ответили мы с Фолом одновременно.

— Это разрешение открывать огонь на поражение без предупредительных выстрелов.

Скуластое лицо Фола отвердело.

— А… Первач-псы? — еле слышно выдохнул кентавр. — Они что, простят?! Простят, да?!

Тут уж задумался и я. Ведь почему разборок по городу полно, особенно в темное время, о Дальней Срани я вообще не говорю, — а убитых, почитай, нет? Одни раненые… Потому что — Первач-псы. Разборки, раненые, кражи, грабежи, аферы всякие — это дела людей, то есть Этих. А за убийствами Те следят.

Тут тюрьмой не отделаешься. Сто раз в кино видел, как варнака Первачи преследуют, а один раз живьем сподобился. Вечером, на улице. Потом месяц кричал во сне — все лицо его снилось.

Ритка рассказывал — для того и учат служивых палить по конечностям, чтоб не убить кого ненароком. Ну а если шлепнул при исполнении — до заката солнца беги в ту же церковь Георгия Победоносца, где рядом амбар с валенками, хватай попа за бороду!.. Пусть разбирается, запрашивает сводку и, если не было превышения, исповедь принимает. Первачи не разбирают, жорик ты или хрен с бугра… А если они за тобой хоть час погоняются — исповедуйся после, не исповедуйся, все одно ты теперь не человек, а студень трясущийся.

В лучшем случае.

В худшем же — пацаны малые и те знают: нашли под забором или в подвале труп с синюшным цветом лица и разрывом аорты — значит, звони «02», сообщай, что убийцу нашел, после кары заслуженной.

Приедут, подберут…

Местные «акулы пера» (редкие привозные газеты-журналы именовали Первач-псов не иначе чем «психоз Святого Георгия», уделяя им внимание наравне с последствиями ультранаркотиков, не более) — так вот, местная пресса регулярно запускала «жареных уток». Дескать, криминальные умы нашего розлива наконец открыли-таки способ мочить ближнего своего, обходя неусыпное внимание Первачей. Нюх им, мол, сбивали: то ли заговором «Табак-зелье, удвой везенье…», то ли кощунственным молением, где надо на деревянный крест вниз головой подвешиваться… Утка грузно взлетала и шлепалась в клоаку перманентных сплетен. «Братва» по-прежнему ходила без стволов (кому охота рисковать, здесь не пофартит — зоной не отделаешься!), а мирное население, гуляя темными переулками, если и тряслось за собственную шкуру, так этот интерес-трясучка был опять же чисто шкурный, не жизненный.

В дайджесте «Версия» опубликовали на днях годовой процент убийств по Москве, Нью-Йорку и Токио — ужас! Конец света! Никогда туда не поеду… да я ли один?!