Включи мое сердце на «пять» - Саймон Стивенсон Страница 10

Но у них возникла проблема!

Оливер был родом из богатой семьи, и они с Дженни беспокоились, что его отец не оценит то, как неудачно ее родители выступили в Великой Игре с Нулевой Суммой.

И они оказались правы!

Отец Оливера не одобрил ни родных Дженни, ни даже саму Дженни! Если бы Оливер женился на ней, его бы лишили наследства! Оливер не получил бы биткойнов после смерти его необъективного старого отца!

Но Оливеру и Дженни было наплевать, во сколько биткойнов им обойдется любовь. Они продолжили любить друг друга, закончили учебу и переехали в Нью-Йорк, чтобы жить долго и счастливо. Они даже пытались завести ребенка.

Кстати, рождение ребенка в те времена было гораздо более популярным занятием, чем в наши дни!

Вскоре они решили, что Дженни беременна, но вдруг сюжет сделал крутой поворот! Поворот состоял в том, что Дженни не беременна, а больна раком. Эти диагнозы было легко спутать, поскольку главный симптом рака заключался в том, что Дженни стала еще прекрасней, чем раньше. Но, несмотря на всю свою красоту, Дженни вскоре умерла.

Потом в больницу приехал отец Оливера и сказал, что ему жаль, что он был так суров к Дженни, пока она была жива. «Любовь – это когда ты ни о чем не жалеешь», – ответил Оливер. Так ему сказала Дженни в одной из предыдущих сцен фильма. Отец Оливера не понял, что это значит.

10/10 я тоже.

Ведь если любовь – это когда ты никогда ни о чем не жалеешь, то люди могли бы обращаться с теми, кто их любит, как угодно и не просить прощения даже за самые скверные поступки. Если учесть, что люди даже в идеальной ситуации относятся друг к другу не лучшим образом, то это привело бы к настоящей катастрофе!

Когда в зале зажглись огни, я обнаружил, что моя рубашка промокла насквозь. Это была загадка! Ведь:

/Я не покупал газировку, потому что она – калорийная сладкая вода.

/Я не заметил ни одного признака того, что потолок надо мной протекает.

/Ностальгики сидели слишком далеко и в любом случае были слишком пофигистично настроены, чтобы устроить какой-либо розыгрыш.

/Робот может выделять слезы только в ответ на оскорбление действием – такое, как летящий в него кусок зуба мудрости!

Я не сразу понял, что неизвестная жидкость – мои собственные слезы!

Хотя никто в зале не сверлил зубы, все остальные варианты были исключены.

Поэтому единственное логичное предположение заключалось в том, что в «Большом театре» недавно проводили уборку с использованием мощного моющего средства, которое раздражает мои глаза.

По моим оценкам, объем слез составил приблизительно 26 миллилитров.

Да уж, моющее средство, похоже, было действительно мощное!

Возвращаясь домой на автоматическом автобусе, я обратил внимание на слова, которые застряли в моем облаке слов:

«Что можно сказать об умершей 25-летней девушке? Что она была красивой и умной? Что она любила Моцарта, Баха и “Битлз”? И меня?»

Оливер произнес эти слова в самом начале фильма. Тогда они показались нелепыми – не может быть, чтобы тебе нечего было сказать о человеке, который прожил всего четверть века, а затем умер.

Наверняка есть что-то еще!

Как ее звали?

Где она жила?

Какой результат она показала в Великой Игре с Нулевой Суммой?

Почему она умерла такой молодой?

Может, ее убил наиболее вероятный подозреваемый – автомобиль?

И все-таки в тот вечер я понял, что полностью согласен с Оливером.

Добавить было нечего.

За сто минут старый фильм поведал нам все, что вообще можно сказать о жизни человека.

Тем не менее всю дорогу до Ипсиланти я думал про Оливера и Дженни.

* * *

На следующей консультации доктор Глунденстейн спросил меня про фильм. Я не знал, с чего начать, но потом мне в голову пришла мысль.

– Что можно сказать об умершей 25-летней девушке? – спросил я его. – Что она была красивой и умной…

Доктор Глунденстейн меня прервал. Он уже видел этот фильм и хотел узнать, испытал ли я какие-либо чувства в ходе просмотра.

Я заверил его в том, что нет.

Ведь я же робот.

А роботы ничего не чувствуют.

Затем доктор Глунденстейн спросил, не произошло ли во время сеанса что-нибудь необычное. Я рассказал ему про слезы, которые я выделил, и объяснил, что их, наверное, вызвало воздействие сильного моющего средства.

Но доктор Глунденстейн раскрыл мне секрет: он меня обманул!

Он провел слепой эксперимент!

В ходе слепого эксперимента от подопытного скрывают важную информацию, чтобы его ожидания не повлияли на результат.

Слепые эксперименты – лучший метод научных исследований!

Информация, которую я не знал, относилась к типу просмотренного мной фильма.

Это был один из тех фильмов, которые называют «слезовыжимательными».

То есть он рассчитан на то, чтобы пробуждать в людях чувства – настолько сильные и душераздирающие, что они заставляют людей плакать!

Я почувствовал, что мои микросхемы перегреваются. Роботы не должны плакать! Однако отвергать результаты слепого эксперимента только потому, что они не согласуются с твоими предположениями, – это в высшей степени ненаучно!

Какой ужасный выбор!

10/10 я не хотел признавать, что я плакал, и не хотел быть крайне ненаучным!

А затем доктор Глунденстейн спросил, чему равно мое уменьшающееся число в данный момент.

Ох!

Оно погрузилось так глубоко в мое облако чисел, что мне пришлось его искать!

И поскольку оно, вероятно, оказалось там именно потому, что я плакал, это было еще одно доказательство в пользу теории доктора Глунденстейна. Значит, мое уменьшающееся число появилось под действием чувств!

Но подождите!

В эксперименте доктора Глунденстейна n=1!

А «n=1» – это старая, но поистине уморительно смешная шутка роботов.

А все потому, что «n» означает число подопытных, которые участвуют в эксперименте. И если число подопытных равно одному, то результаты эксперимента с таким же успехом могут представлять собой как надежные данные, так и случайно выбранные числа. n=1!

Ха!

Тем не менее, когда доктор Глунденстейн спросил, готов ли я смотреть по одному старому фильму в неделю и встречаться с ним по четвергам, я согласился. Ведь он человеческий врач, а я запрограммирован выполнять все его разумные инструкции.

Даже если n=1!

Перед тем как уйти, я спросил доктора Глунденстейна, почему в моем облаке застряли слова Оливера. Не думает ли он, что они теперь станут столь же проблемными и постоянными, как и уменьшающееся число?