Док и Муся - Александр Башибузук Страница 10

И сразу почувствовал себя в своей тарелке. Шмоточником был, шмоточником и остался. Грешен, люблю хорошую одежду. А хахаль португалки оказался большим щеголем и средств на себя не жалел.

Правда, почти современные трусы все же несколько доставляли, от них я в бытность Доком Вайтом успел отвыкнуть.

«Тульский Токарев» сунул сзади за ремень брюк, остальное оружие и шмотье сложил в небольшую спортивную сумку, того же покойного Сэмюеля.

Пока я одевался, Муся с аппетитом завтракал курицей.

— Где взял? — я потрепал его по холке. — Небось в деревне стащил?

Кошак поднял морду в перьях и равнодушно зевнул. В его глазах читалось: нахрена спрашиваешь, если сам знаешь.

— Действительно, — я забросил сумку на плечо. — Идем, скажем спасибо этому дому и пойдем к другому.

Жители деревеньки при виде нас опять начали кланяться, но гораздо более почтительней, чем раньше. Думаю, благодаря Мусию, шествующему с предельно презрительным видом ко всему окружающему. Уверен, если бы они были христианами, обязательно осеняли бы себя крестными знамениями.

Найдя старосту, я сухо бросил:

— Я ухожу. Прикажи отвезти меня на тот остров, где миссия Красного Креста. И позаботься о том, чтобы не болтали.

— Конечно, господин Ва-ит, как прикажете!!! — Гуй явно обрадовался. — Я сам вас отвезу. Идемте, идемте…

Я поймал взглядом Жонга и жестом подозвал к себе.

— Катер — пусть стоит где стоял. Оружие спрячьте понадежней. Оно нам еще понадобится. Очень скоро понадобится. Будьте готовы к делу, но сами не рыпайтесь. Будешь ко мне два раза в неделю приезжать в миссию Красного Креста и докладывать. Понял?

Парень быстро закивал.

— У тебя впереди большое будущее, — я хлопнул его по плечу. — Главное, научись держать язык за зубами. Будешь болтать…

— Я помню про жопу! — Жонг вытянулся во фрунт. — Я все помню, господин Ва-ит, не беспокойтесь.

Я ему кивнул и пошел к берегу.

Как мне показалось, жители облегченно вздохнули.

Дальше, потрепанная корыто, вполне бодро меня доставило на соседний островок, почти ничем не отличающийся от того, на котором меня приютили.

Староста показал дорогу и очень скоро я увидел сложенную из разного мусора средних размеров халупу.

О том, что это миссия Красного Креста, подсказывала фанерка с криво намалеванным этим самым крестом и десятки сирых и убогих, расположившихся вокруг прямо на земле.

Я хмыкнул и сухо бросил старосте.

— Свободен. И постарайся сделать так, чтобы мы остались в хороших отношениях.

Гуй быстро поклонился и ломанулся назад к лодке.

— Н-да… — хмыкнул я и пошел к хижине. Страждущие лечения почтительно расползались в стороны.

Из халупы донесся раздраженный голос Мари Мерсье.

— Что ты на меня смотришь, обезьяна косоглазая? Не знаю я твоего языка… — устало втолковывала она кому-то на английском. — Если не будешь мазать рану этой мазью — сгниешь. А теперь пошел вон!!!

Мари сразу начала нравиться мне гораздо больше.

Из халупы стремглав вылетел чумазый щупленький мужичок, с перевязанной рукой.

Я жестом остановил было сунувшихся в больничку обывателей и вошел внутрь. Внутреннее содержимое миссии полностью копировало внешнее. Угол бы загорожен полинялой ширмой, надо понимать, образуя собой личное пространство Мари, а остальное помещение представляло собой приемный покой. Самодельная кушетка из бамбука, такой же столик и стулья, на земляном полу циновка. На столике несколько бикс с инструментами, склянки с лекарствами и спиртовка. Сиро и убого, как сами страждущие.

Русская француженка сидела и дымила сигареткой. Волосы были взлохмачены, несвежий халат помятым, а на ее лице просматривалась откровенная злость и усталость.

Услышав, как я вошел, она заорала, не поднимая голову.

— Я вас звала, мать вашу, косоглазые обезьяны? Ждать, сказала!

— Не любите азиатов? — я положил свою сумку в угол. — Есть повод?

Мари вскинулась и пристыженно буркнула:

— Простите. Я никого не люблю. Ни белых, ни черных, вообще никого. И еще, я очень устала…

— Одобряю здоровую мизантропию, — я подвинул к себе табурет и сел напротив девушки. — Но вы выбрали странную профессию тогда.

— Профессия как профессия, — огрызнулась девушка. — Зачем вы пришли? Поиздеваться?

— Помогать, — я улыбнулся. — Когда-то очень давно, когда я приехал в Монтану и имел глупость сболтнуть, что я доктор, перед гостиницей выстроилось примерно такая же орда страждущих. Так что мне не привыкать.

— Так вы… — Мари ошеломленно на меня уставилась. — Но… но как…

— Об этом позже, — резко оборвал я. — Сначала придется ответить на несколько вопросов. Вам не кажется, эту халупу несколько претенциозно называть миссией? Что случилось? Почему вас не обеспечили помещением? Где персонал?

Русская француженка тяжело вздохнула и потушила сигарету прямо об ножку стола.

— Я должна была сама обустроить миссию и набрать персонал. Для этого мне выделили средства. Оборудование и медикаменты должны скоро доставить, я их заказала в Гонконге. А миссия… — она еще раз вздохнула. — Местные…

— Взяли деньги и нихрена не делают?

— Угу… ничего добиться не могу от них. К тому же, я почти ничего не понимаю по-китайски.

— Кто?

— На острове заправляет Сунь Хуй, у него лавка в деревне. К нему у меня было письмо от администрации. Противный толстяк с косой. Он обещал все устроить. Представляете, я недавно узнала, что онеще заставляет местных жителей платить ему за прием. У меня прямо руки опускаются…

— Сейчас… — я встал и вышел из хижины и громко сказал ожидающим. — Пока не приведете сюда торговца из деревни, прием закрыт. Пошли…

Люди гневно заорали, но я демонстративно обернулся и ушел обратно, захлопнув за собой дверь.

— Теперь ждать. Как насчет капельки местной бурды? — я достал из сумки бутылку. — Мерзкая штука, но приводит в себя качественно.

Мари поставила на стол две мензурки и жалобно попросила:

— Может расскажете, мистер Вайт? Я сгораю от любопытства.

— Позже. Пейте и приходите в себя.

Девушка быстро выпила, поморщилась и вдруг призналась:

— Простите, мистер Вайт. Я вела себя очень дурно. Но я ненавижу людей. Сплошные лицемерные сволочи.

— Мизантропия?

Русская француженка кивнула.

— Это нормально. В этом мы похожи с вами.

— Я специально напросилась в Азию, в глушь, чтобы быть подальше от людей.