Настоящее прошлое. Крушение империи - Роман Злотников Страница 10

Денег на этот раз мне снова поменяли не слишком много, но на десяток флаконов французских духов мне хватило. Один, самый крутой – Аленке, три – мамам и бабусе, а остальные, подешевле, в универ. Старосте, секретарю декана и еще нескольким людям, к которым, даст бог, мне не нужно будет обращаться через год с небольшим, когда моя любимая будет поступать на наш факультет. Но зато, если нужно, у них будет повод отнестись к моей просьбе повнимательнее… С теми же целями я прикупил и несколько упаковок мужских носков. И это, кстати, вызвало явственное облегчение на лице моих сопровождающих. Ибо человек, тратящий валюту на покупку шмотья и парфюмерии в объемах, заметно превышающих текущую необходимость, скорее всего действительно не собирается оставаться за границей.

Стартовали мы рано, в восемь утра. Для апрельского Парижа погода была еще довольно прохладной. Даже ледок на лужах под ногами похрустывал.

Я сразу, со старта, взял хороший темп. Дело в том, что марафон – дистанция необычная. Резервов человеческого организма, как правило, хватает всего лишь где-то на тридцать с небольшим километров бега, после чего начинается то, что называется «стена». То есть даже тренированный организм просто отказывается бежать, поэтому его приходится принуждать к этому насильно. У меня с моей «энергией» запас прочности был заметно большим. Именно поэтому я со своей не слишком высокой скоростью бега, не позволявшей мне, несмотря на всю мою нынешнюю спортивную историю, на любых экзаменах, зачетах и соревнованиях, «выбегать» из первого разряда… ну, или максимум КМС, именно на марафонских дистанциях показывал отличный результат. То есть я мог бежать, пусть и не очень быстро, зато взятый темп держал довольно долго.

Где-то через полчаса я снова впал в то самое подобие транса, которое помогло мне выиграть Кошицкий марафон, так что, по всем прикидкам, и здесь должен был показать неплохой результат. Вряд ли выиграть, конечно, но выступить вполне достойно. И, судя по всему, был очень близок к этому… Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Вследствие чего буквально за километр до финиша мне под ноги внезапно выскочила какая-то собачонка, с налета тяпнувшая меня за голень. Отчего я кувырком полетел на асфальт!

– А-а-агх… – я с трудом поднялся на ноги, рассматривая стесанную коленку. И тут ко мне из толпы подскочила какая-то юная мадемуазель и затараторила:

– Mon Dieu, Monsieur! Je suis juste désespéré! Je suis vraiment désolé! Lucy est généralement si calme… ^[3]

Я шумно выдохнул, махнул рукой и попытался сделать шаг. Однако ногу прострелило болью, и я чуть снова не завалился. Мадемуазель испуганно замолчала, но затем упрямо стиснула губы и ловко подставила плечико, помогая мне остаться на ногах. Я сделал несколько вдохов, покосился на парочку спортсменов, устало пробегающих мимо меня, и, стиснув зубы, попробовал сделать еще один шаг. Ногу снова прострелило болью, но уже как-то легче. Похоже, я начал к ней претерпеваться… И тут перед моим носом возник какой-то тип с микрофоном, позади которого маячила камера. А еще несколько набегали чуть дальше.

– Monsieur, quelques questions… ^[4]

Я еще больше стиснул зубы и, мотнув головой, сделал следующий шаг. Потом еще. Худенькая француженка мужественно поддерживала мою немаленькую тушу.

– Русские не сдаются, – прохрипел я, делая очередной шаг. – Русские не сдаются! РУССКИЕ НЕ СДАЮТСЯ… – взревел я и побежал. Тяжко. Грузно. Скрипя зубами от боли. И злобно рыча себе под нос эти слова. Какая там победа уже… но я должен, должен был добежать!

Короче, на следующее утро я проснулся знаменитым. Как оказалось, мой последний километр снимали едва ли не все телестудии, которые освещали этот марафон. От французских до американских и шведских с испанскими. И все зрители этих каналов сейчас гадали, что же такое я орал, когда ковылял к финишу… Ну, помните анекдот про репортаж японских журналистов с лыжной гонки в Саппоро? Когда, после того как посреди гонки началась оттепель, у русского лыжника спросили, как он относится к тому, что погода поставила крест на его шансах выиграть гонку. А русский в ответ произнес магическое заклинание: «Аихусим!», после чего взял и таки выиграл гонку… Вот и мое «магическое заклинание» сразу не расшифровали. Полмира мучилось и гадало, глядя на экраны, что же это такое я орал, хромая к финишу. Возможно, знаменитый русский мат? Или просто бессвязное бормотание от боли. Потому что ногу себе я за этот километр раздолбал капитально. Вследствие чего дико себя ругал… Ведь я собирался жить долго и счастливо! Теломерную терапию внедрить пораньше. И до этого все шло хорошо. Мы с любимой даже почти и не болели. Я за все время школы «бюллетенил» всего три раза, причем два из них с типичными детскими болезнями – ветрянкой и краснухой. А любимая всего пять. Притом что в прошлый раз она умудрилась вляпаться и в коклюш, и в желтуху. Сейчас же бог миловал… Ну а тут я взял и сдуру устроил себе травму средней тяжести. Причем сам! Вот что мне с того, что я добежал? Дождался бы спокойненько медиков с носилками, и все было бы куда лучше…

Так что вечер после марафона я провел, страдая от собственного идиотизма. Но потом вроде как какой-то старенький эмигрант вслушался в репортаж какого-то из каналов, чей микрофон маячил довольно близко от моего лица, и дозвонился в студию, сообщив им, что именно я там рычал. После чего сентиментальные французы зашлись в эйфории. Потому как наружу тут же был извлечен старый репортаж со мной на Кошицком марафоне, а вслед за ними потоком пошли воспоминания разных значимых людей о том, как мы вместе сражались с фашизмом, очередной юбилей победы над которым будет отмечаться вот буквально через три недели. Вкупе к этому выяснилось, что ближайшая к отелю, в котором мы остановились, станция метро носит название «Сталинград»… Так что репортаж канала TF 1, корреспонденты которого приехали ко мне брать интервью, начался именно с этого весьма символичного совпадения. Мол, о том, что русские не сдаются, – мы помним еще со времен Сталинграда! Вследствие чего, несмотря на то, что я не вошел не то что в тройку лидеров, но и даже в первую двадцатку, главную задачу, которая передо мной ставилась – привлечь внимание и симпатии «французской прогрессивной общественности», я выполнил даже не на сто, а на триста процентов. Впрочем, это совсем не означало того, что меня по возвращении похвалят, а не устроят выволочку…