Брат - Николай Дронт Страница 10

– Дусечка, вы сейчас идёте? – вдруг слышу речи пенсионерок.

– Даже не знаю. Алевтина, я бы не пошла, но хлебушек закончился, и мне бы купить колбаски, грамм двести.

– Ну вот! Заодно и прогуляемся. Я тоже булку хлеба куплю, маслица и рыбки. Хочу супчик себе сварить.

Из дальнейшего разговора стало понятно, что бабушки собираются в магазин. Одной скучновато, вот они и скооперировались. Действительно, не прошло и получаса, как бабуси ушли. Доложили, что они пойдут на Пятницкую по магазинам, хотя могут завернуть в колбасный на Добрынке. Уходя, велели никого в квартиру не пускать. На телефонные звонки отвечать, обязательно записывать, кто кому звонил. У телефона висит специальная бумажка и карандаш.

Я еле смог сдержать своё нетерпение. И сразу после того, как закрыл за соседками дверь, рванул на кухню к подоконнику.

Клад

Первый осмотр подоконника ничего не дал. Толстая, массивная деревянная доска, такая же, как на других окнах. Держится непоколебимо. Однако присев, увидел два забитых в стену металлических костыля, крепящих скобы, фиксирующие доску. Их легко смог вытащить рукой. Встал, попробовал подвигать подоконник, оказалось – это крышка. Легко и просто поворачивается на скрытой оси, открывая нишу в стене под окном. Точнее, ларь. Очень похоже, что когда-то он служил для хранения скоропортящихся продуктов. Пусть может использоваться только в холодное время, но всё-таки половину года работоспособен. Понятно, почему батарея не как в комнатах, под окном, а около двери чёрного хода. Я думал, небось, когда кухонную печь топили дровами, с ней батарея парового отопления была совсем лишней. А оказывается, её так поставили для того, чтобы она не нагревала холодильник.

Внутри ларя первой увидел затёртую женскую лаковую сумочку, в старое время ласково называемую ридикюлем, а сейчас – барахлом на выброс. Она лежит на кожаном, неплохо сохранившемся саквояже. Саквояж же стоит на небольшом фибровом чемоданчике. Все они довольно увесисты для своего размера. Больше в холодильнике ничего не нашлось.

Быстро отношу вещи к себе, закидываю в шкаф. Затем бросаюсь закрывать подоконник. Привожу более-менее к исходному виду, но хлопья краски из трещины выдают мою деятельность. Теперь понятно, почему тётя Поля вечно протирала тряпочкой свой стол и подоконник. Наметил себе – раздобыть эпоксидки и залить гнёзда костылей. Тогда их точно никто случайно не вытащит. А вот со щелями надо будет хорошенько подумать, как поступить. Прошпаклевать и закрасить? Можно. Но как объяснить это Грише? Он наверняка заметит такие изменения и заинтересуется.

Ладно, потом что-нибудь придумаю. Хотя, на мой пристрастный взгляд, щель вдоль рамы со стеклом широковата. И краска как-то странно там облупилась. Как можно такое не заметить? Впрочем, сколько лет никто на это не обращал внимания. Может, и обойдётся. Кстати, открывается крышка легко, значит, тётя Поля регулярно смазывала ось.

Не то я долго возился с уборкой, не то бабуси решили вернуться раньше и посмотреть, что я тут делаю, но заскрежетал древний звонок у входной двери. Я открыл, отрапортовал об отсутствии вторжений и скрылся к себе в комнату, а вернувшиеся соседки ещё долго ходили по коридору, делая какие-то свои дела. Вскоре пришла мама Розы, привела ребёнка из яселек. Затем появилась и сама Роза. Получается, что я еле-еле успел сделать дело до прихода соседей.

Если смотреть на улицу, то голова прохожего будет на уровне чуть выше нижнего края рамы. Именно для такого случая на окнах, кроме тюля и штор, сразу под форточкой вешают на верёвочках простые белые занавесочки. Ведь если в комнате горит свет, то тюль не задерживает нескромные взгляды, а шторы сложновато задёрнуть без щелей. Я убедился, что занавесочки задёрнуты, запер дверь на крючок, для полноты конфиденциальности включил телевизор и… вспомнил – со всеми хлопотами я так и не выпил чаю.

Интересно, какую болезнь мне диагностировали? Быть может, мазохизм? Сам себе оттягиваю момент изучения найденной захоронки. Или, может, просто боюсь начинать? Ладно! Чаю так чаю. Перекусить действительно хочется. Иду на кухню, кипячу воду, завариваю чай, наливаю большую бабушкину кружку, добавляю три ложки сахара. Всё! Больше нет поводов оттягивать осмотр.

Первым делом беру женскую сумочку. Открываю и вижу, почему она такая тяжёлая – наверху лежит револьвер, похоже наган. Хотя я в оружии особо не разбираюсь. Между прочим, заряженный, в барабане семь патронов. Под ним толстый вязаный шерстяной носок, плотно набитый мелочью. Я даже посчитал, там тридцать три рубля, монетами от копейки до полтинника. Рублёвых монет не было. Под носком, завёрнутая во фланелевую тряпочку, лежит пухлая пачка денег. Обалдеть – там две тысячи триста двадцать рублей, купюрами от трояка до четвертного. Сотенных, пятидесятирублёвых и рублёвых бумажек нет вообще. Откуда столько денег у пенсионерки? Хотя… Семьи у неё нет, всю жизнь работала. Даже на пенсии ходила убирать квартиры за деньги. Но две тысячи – это реально много. Ни писем, ни документов, ни фотографий в сумочке не нашлось. Только наган и деньги.

Очень полезная находка. Мне живые деньги нужнее любого золота. Почему про них не говорили? Наверное, в момент нахождения клада, в 1994 году, не придали купюрам значения, ведь они уже давно вышли из употребления и стали курьёзом. Наган явно рабочий. Смазанный, ухоженный. Наверное, из него и салютовали работяги, когда разбирали добычу.

Саквояж хорош. Кожа не потрескалась и не рассохлась, очевидно за ней ухаживали. Внутри лежат жестяные коробочки самого разного размера, от печенья, от конфет, от зубного порошка. В них золото, почти всегда завёрнутое в бумагу типа кальки. Я не взвешивал, однако думаю, килограммов около десяти будет. Одних золотых николаевских червонцев значительно больше сотни. Шесть часов с цепочками, десяток массивных портсигаров, много перстней, цепочек, крестов, брошек и других штучек. Хорошо, конечно, но что с этим богатством делать?

Сразу понятно, что предыдущая хозяйка любила золотишко – ценности разобраны и по комплектам уложены в коробочки. Изделия обёрнуты в кальку, а комплекты ещё и в мягкую фланельку. Были баночки с женскими украшениями, отдельно с мужскими. Например, в одной жестянке лежали узкий, вытянутый портсигар на две сигары, пепельница-подставка и карманная гильотина, всё из золота, понятно. В другой – массивный перстень, запонки и заколка для галстука. Они украшены большими синими камнями. Вообще, вещей с камнями было немного, больше просто золотых. Часы – ладно. Как вам изящная малюсенькая фляжка? При отвинчивании крышечки обнаруживалась уходящая внутрь ложечка. Это кокаинница, модная вещь Серебряного века.

Что странно, в упаковке из-под вазелина нашлись простенькие, дешёвенькие, слегка помятые, дутые серёжки-колечки. Зачем они лежат отдельно, непонятно. Наверное, были чем-то особенно дороги хозяйке.

В фибровом чемоданчике, прямо на откидной крышке, в кармашке нашлась стопка бумажек, в основном всякие справки на имя Уховой Полины Фомевны. Чувствовалось, что ими не дорожили и держали на всякий случай.

В основном отделении несколько свёртков. В большом узле нашёлся маузер в красивой деревянной кобуре на длинной кожаной портупее. С шомполом и кармашком для запасной обоймы на ремнях, держащих кобуру. Сам воронёный, деревянная рукоятка под цвет кобуры. Выглядит новым, как с завода. Разряжен, но к нему есть не то перевязь, не то пояс с двенадцатью карманчиками под обоймы. В них ничего нет, заряды переложены в жестяную коробку из-под печенья. Патронов ровно сто сорок штук – двенадцать обойм по десять из карманчиков пояса, одна обойма из кармашка кобуры и десять патронов россыпью, думаю, разряженных из пистолета.