Назад в СССР - Валерий Рожнов

Когда Антон заработал первые серьезные деньги на бирже, он пошел в дорогой ресторан и выбрал самое изысканное блюдо – рыбу-фугу. Он хорошо знал, что в печени, яичках этой рыбы есть тетрадоксин – яд, который отключает скелетные мышцы человека, но не проникает в мозг и сердце. Если повар ошибется при разделке и несколько миллиграммов тетрадоксина попадут в блюдо, человек, съев его, умрет от острого удушья, находясь в полном сознании.

Выглядеть это будет так – неожиданно он упадет на пол, схватится за горло и начнет хрипеть. Его глаза станут вылезать из орбит, а кожа синеть от недостатка кислорода.

Сколько можно протянуть без воздуха? – минуту, две… Ровно столько будет длиться агония – все это время человек будет кататься по полу и раздирать себе горло руками, а в глазах его будут мольба и ужас.

Умирать в полном сознании – что может быть хуже? Но разве не это происходит с нами каждый день? Конечно, мы не катаемся по полу, вращая белками глаз, не сносим сервированные столы ногами, а наше тело не выгибается дугой, словно через него прошел огромный заряд электричества. Нет, все происходит не так…

Все гораздо проще – мы смотрим в окна, спим, едим, трахаемся и при этом… умираем.

Размышляя таким образом, Антон прошел вперед и выбрал столик в центре зала. Ресторан был пуст и светел. Через высокие узкие окна его заливало солнце, приглушенное прозрачными белыми шелковыми занавесями. Как только официант придвинул за Антоном стул и он взял в руки папку меню, тотчас струнный оркестр из двух девушек и мужчины в строгих черных костюмах заиграл Брамса. Антон заказал себе рыбу фугу, суп и бутылку белого вина.

Пока блюда готовились, Антон достал сигарету и закурил. Услужливый официант в белой накрахмаленной рубашке с галстуком-бабочкой пододвинул ему тяжелую пепельницу из темного камня. Любое желание тут могли исполнить. Это место было специально создано для услаждения глаз, желудка и ушей.

Но все стоило денег. И немаленьких. Правда, теперь Антон мог себе это позволить.

Все последние дни, играя на акциях горнодобывающих компаний, Антон заработал их целую кучу. Можно сказать, что они на него свалились с неба, как манна небесная. В одночасье он стал богат. С раннего утра и до конца работы биржи он сильно рисковал, покупая и продавая акции. И вот наступил момент истины – Антон поставил все, что у него было, на кон, и тут его, словно серфера, подхватила гигантская волна удачи и вынесла на берег, где стоял сундук, набитый деньгами.

Такое не забывается, и каждый из нас хочет, чтобы судьба проделала этот трюк хотя бы еще раз, в надежде снова испытать это удивительное чувство свободы, похожее на головокружение, как при прыжке в бездну.

Официант принес бутылку, откупорил ее и налил немного в бокал. Антон поднес его к носу, втянул запах вина, попробовал его на вкус и кивнул головой. Официант поклонился, налил вино в бокал и незаметно удалился.

Оркестр заиграл Гайдна.

Антон курил и слушал музыку.

Вскоре принесли первое блюдо – фугасаши. Перламутровые ломтики сырой фугу были аккуратно выложены на тарелке в виде большой бабочки. К нему прилагались три острых соуса. Понзу – из уксусного соуса, асацуки – из крошеного лука-резаца и момиджи-ороши – соус из тертой редьки дайкон. Когда официант удалился, Антон взял невесомый ломтик рыбы, окунул его в уксусный соус и отправил в рот. Попробовал разобраться в ощущениях – и нашел только одно определение – это было изысканно. Очень изысканно и опасно. Потом Антон отправил в рот второй ломтик, тщательно помакав его в соусе из тертой редьки дайкон и красного перца. И это тоже было уже очень опасно. Сердце учащенно забилось. Затем Антон решил немного успокоиться, отложил в сторону деревянные палочки, налил себе вина и выпил. Долго смаковал послевкусие, проводя языком по небу.

Риск смертельной опасности придавал этой трапезе особый непередаваемый вкус, а мыслям остроту. Антона охватила легкая грусть. «Все это временно, – сказал Антон себе, – и деньги, и успех, и этот ресторан, и эта салфетка… И я сам, со всеми своими удачами и надеждой».

Антон взял еще один перламутровый лепесток, окунул его в соус и съел, медленно прожевав. Неожиданно ему показалось, как мимо пролетела сама Смерть – зашуршала легким ветерком, взбившим шелковые занавески, и стала наблюдать за ним издалека, как и повар-японец, стоящий в отдалении, скрестив руки на груди, на случай если клиенту станет плохо.

«То, что я заработал кучу денег, ровным счетом ничего не меняет, – сказал себе Антон. – Если мне станет плохо, мой банковский счет меня не спасет, не выручит ни от боли, ни от внезапно выехавшей на встречную полосу машины с перекошенным от страха лицом домохозяйки за лобовым стеклом, ни от много чего еще… А все, что сейчас со мной происходило и происходит, – ничего более, чем суета сует, как говорил Экклезиаст.

Суета сует и томление духа».

Антон слушал музыку, макал последние ломтики фугу в соус и оправлял их в рот. Смертельная опасность этой еды рождала такие мысли, которые в любой другой ситуации просто не пришли бы ему в голову.

Он окинул глазом пустой ресторан и подумал – ладно, а что будет, если у людей отнять эту суету? Что, если у садовника отнять его сад, а у учителя – учеников, у докторов – больных, у могильщиков – мертвых? Сантехник, оставшийся без протекающих труб, застынет с разводным ключом в руке в полном оцепенении. Что ему делать, куда пойти, что с ним будет дальше? Что, если во всех баках проезжающих мимо машин неожиданно закончится бензин и все они резко встанут, словно уткнувшись в неведомую преграду. Водители и пассажиры выберутся наружу и сразу не поймут, что произошло. Что тогда будет с нашим миром, если суета исчезнет?

Антон отпил вина и поставил бокал на стол.

Наступит хаос, и все люди выйдут из своих домов, офисов, таунхаусов, садовых домиков, машин и заполнят центральные площади городов. Они будут смотреть друг на друга, ничего не понимая, и разводить руками. Кто-то начнет молиться, кто-то призывать смерть, кто-то играть в крестики-нолики – и это будет конец. Конец нашему миру, по крайней мере такому, как мы его все себе представляем.

В изящной фарфоровой тарелке подали суп из бульона отварной рыбы-фугу, риса и сырого яйца. Антон взял в руку ложку и зачерпнул немного золотистой жидкости, поднес ко рту и проглотил. Было вкусно. Он налил себе еще вина и выпил. Потом он не спеша съел всю тарелку и вытер рот салфеткой.

Если у людей отнять суету – им станет нечего делать, сказал он себе, затягиваясь сигаретой. Ведь все, что они делали, вся эта суета и была их настоящей жизнью.

Антон медленно курил сигарету и, глядя на рассеивающийся дым, додумывал эту простую мысль – суета сует и есть сама Жизнь.

В конце обеда подали тарелку со слегка обжаренной рыбой-фугу. Кусочки лежали на тарелке по мере нарастания опасности – от спинки к брюшку. Но Антон сделал все наоборот – сначала съел брюшко, а потом – менее опасную спинку. При этом он думал – в мире есть много парадоксов и один из них состоит в том, что люди не могут сидеть без дела. Ну, может, один день в неделю, как евреи в Шаббат. Так или иначе, людям надо чем-то заняться. Они и дня не протянут без суеты.