Второй помощник - Комбат Найтов

Проснулся я от равномерного покачивания и незнакомого шума какого-то низкооборотного двигателя, честно говоря, ничего не поняв. Узкая койка, окрашенные в непотребный цвет переборки, иллюминатор, прикрытый тряпочной занавеской. А за переборкой голоса, говорящие на непонятном языке! Что за черт?

Вчера было 26 июля 2020 года, день флота, ну, отметили профессиональный праздник в компании таких же пенсионеров-подводников. Стараясь не шуметь, я встал с койки, прислушался к удаляющимся голосам, посмотрел на аккуратно повешенную на спинку стула одежду, и снова ничего не понял: под брюками висел китель, на рукаве которого красовалась одна широкая и одна узкая полоска, типа младший лейтенант, что ли? Но звезды не было, погон тоже. Полез в карман кителя, надеясь обнаружить там документы: пусто! В рундуке тоже ничего такого не оказалось, но в ящике стола нашел судовую роль парохода «Гайсма», Литовского Государственного морского пароходства. Роль была заполнена и подписана 21 июня 1941 года в порту Вентспилс. Там же лежали рабочий диплом и мореходная книжка. Второй помощник капитана Сергус Станкявичус пересек границу СССР 22 июня 1941 года в порту Вентспилс. Твою мать! А какое сегодня число? И что делать? Я же по-литовски не говорю!

Но времени подумать мне не дали! Загремел длиннейший звонок: боевая тревога! Засвистел свисток в трубке над столом. Я отвечать не стал, просто вытащил его. Оттуда раздался голос, что-то говорящий на литовском. Я сунул обратно свисток и начал быстро надевать на себя одежду. Процесс одевания был прерван громким взрывом в корме, засвистел пар, пароход дал продолжительный гудок, загрохотал короткими звонок, после седьмого сигнала взревев продолжительным: шлюпочная тревога! Я не забыл сунуть себе в карман обнаруженные документы и судовую роль, пригодятся, но, выскочив из каюты, рванул на правый борт, хотя пароход накренился на противоположный и спуск шлюпок с него скоро станет невозможным. Визуально обнаружил спасательные плотик и круг, сорвал их со щита, захватил топор и сбросил вначале круг, закрепив его длинным концом за шлюпбалку. Второй взрыв! И грохот пулеметов или скорострельных пушек по левому борту. Крики раненых, скрип шлюп-талей. С плотиком я переместился за релинги и сел на планширь под шлюпкой, дожидаясь, когда судно накренится больше, чтобы сбежать в воду. Где-то взревели двигатели, стрельба прекратилась, в разрыве утреннего тумана я увидел берег в нескольких милях от гибнущего судна. Все, пора, сейчас начнут рваться котлы! Медленно сполз по борту и встал на скуловой киль, выступивший из воды. Винт еще вращался, машину никто не остановил. Затянет под него и… хана!

Громкий взрыв где-то внутри корпуса, и винт остановился! Оттолкнул довольно тяжелый плотик от борта, рубанул по концу спасательного круга и прыгнул в воду вместе с ним. Судно теряло поперечную остойчивость и сильно накренилось, но я быстро оказался за кормой, до того момента, когда оно начнет уходить под воду. Стараясь не выдать своего присутствия в воде, брассом начал подгребать к плотику, который был снабжен плавучим якорем. Примерно в полумиле от меня находились две спасательные шлюпки, но мне совершенно не хотелось присоединяться к оставшемуся экипажу. Направление на берег я засек, но остальные усиленно гребли в сторону от него. Поболтавшись в воде около плота полчаса, я забрался в него.

Прорезиненный мешок, в который я успел засунуть документы, не промок, в отличие от часов, пароход благополучно затонул минут через пять, как я оставил его. Два маленьких пятнышка на горизонте, куда ушли «бывшие коллеги», и на северо-западе, судя по солнцу, низкий, почти невидимый берег. Выбрал плавучий якорь, сел в плоту, предварительно сняв и разложив на пробковых стенках мокрую одежду, и начал потихоньку грести ладошками в ту сторону. Вода теплая, ветер слабый, судов и кораблей пока не видно. Есть и пить пока не хочется, а там: упремся и разберемся. Есть подозрение, что берег вражеский, но чему быть – того не миновать. Оставаться в составе экипажа не было никакой возможности. Проклятый языковой барьер! Знаю английский и немецкий, русский и русский матерный, со словарем в придачу, причем сразу по голове. Обучиться литовскому не успел, несмотря на полугодовое пребывание в местечке Гайжюнай, Ионавского района, Литовской ССР, п/о Рукла, в/ч 11929, в 1-й учебной парашютно-десантной роте 226-го учебного парашютно-десантного полка. Но там литовский язык в программу обучения не входил, с местным населением мы не общались, от слова «совсем», так что, кроме отдельных слов, в голове ничего не осталось. Через полгода, в звании сержанта, я сменил пески и сосны Гайжюная на полностью заросшую верблюжьей колючкой степь в Азад-Баше, под Чирчиком, и более на территории Литвы не бывал. Так что, сами понимаете, гусь свинье не товарищ!

Скорость у плотика была минимальной, к тому же я заметил, что ветер и течение не дают мне возможности быстро подойти к берегу, пришлось спрыгнуть в воду и пару часов подталкивать его ногами в нужном направлении. Благо, что тепло, и, судя по всему, это – Балтика, цвет воды совсем не океанский. Через некоторое время я выяснил, что берег практически не приблизился, но я сместился на пару-тройку миль левее, теоретически на юго-запад. То есть «мой» бывший экипаж значительно лучше знал гидрологию этого места и ушел в том направлении, где бороться с течением и ветром не нужно. Бесполезное занятие: направлять дрейфующий плот к берегу, я прекратил, убедившись, что дальше от берега меня не отбрасывает, разве что чуть-чуть, а выбиться из сил возможность была. Что ж, уподобимся Алену Бомбару, благо, что фляжку на литр примерно воды, стеклянную, и набор для рыбной ловли я обнаружил в карманчике-клапане плота. Там же находилась керосиновая лампа, без керосина, к тому же не было спичек. Да и сигарет тоже. Больше всего хотелось курить, поэтому решил отвлечься и заняться рыбной ловлей. Ну, прямо скажем, что предоставленные снасти мало годились для морской рыбалки: медные блесны-колебалки без катушки не работают, а у дрейфующего плота скорость – понятие относительное, при почти полном отсутствии ветра. Годился только деревянный воблер, но у него была коротковата леска, пришлось связывать между собой две «закидушки». Только забросил, и тут же обнаружил, что необходимо лечь на брезент, и не отсвечивать. Когда полностью рассвело и рассеялась дымка, то я без труда узнал южную оконечность острова Готланд, принадлежавшего большому поклоннику Адольфа, его тезке, Густаву Адольфу Пятому фон Бернандоту. То-то мои несостоявшиеся товарищи по несчастью рванули от острова через все море к литовским берегам. Все суда и их экипажи из СССР, находившиеся в портах Швеции, 22 июня были интернированы до конца войны. Знаменитая Коллонтай, госпожа посол Советского Союза, ничем им помочь не смогла.

С моря, курсом 330°, в сторону бухты Vändburgs шло два торпедных катера с красно-бело-черными флагами на гафелях. Судя по звукам их моторов, именно они торпедировали «Гайсму» и обстреляли ее экипаж. В плен никого не брали, так как базируются на шведской территории. Так что, даже на клюнувшую рыбу я не прореагировал, лежал на брезенте и ждал, когда ветер и течение пронесет мимо этого проклятого места. Впрочем, плотом никто не заинтересовался, так как я признаков жизни на нем не подавал, поэтому через несколько часов я был уже вдалеке от того места, где базировались немцы, и смог вытащить сразу двух рыбин: небольшого окуня, схватившего первым блесну, слопал красавец судачок, примерно два кило весом. Вода на поверхности моря слабосоленая, 3–4 промилле, так что от жажды здесь не помрешь, главное пить понемногу, а вот добыть из нее соль не получится. Довольно тупой, с зазубринами, топор помог выпотрошить рыбу, с его помощью из мелкого удалось добыть немного сока. Флягу с водой за весь день я так и не раскрыл, этому способствовала надпись на фляге, где кроме литовского, существовали надписи по-французски, по-немецки и по-английски, что это – консервированная вода, и срок ее хранения вышел.