Тёмное время - Андрей Булычев

Как бы ни хотелось Андрею пройти мимо Новгорода без остановки, а все же не проскочить его речному каравану незаметно. Да и как не отдать дань уважения нынешней городской власти? И от княжеской верхушки с уходом Михаила Черниговского кто-нибудь, а все равно здесь непременно должен был быть. Как говорится – свято место пусто не бывает.

Вот уже третья неделя, как караван бригады, возвращаясь из дальнего похода в Эстляндию, шел по северному речному пути. Позади были Вотский залив Балтики, Нева и Ладога, а до стольного города уже было меньше суток спокойного хода. Проплывающие по обоим берегам Волхова картины Водской пятины глаз не радовали. Всегда такие полно людные деревеньки и хутора выглядели сейчас как после большого вражеского нашествия. Всюду теперь царило столь непривычное для этих обжитых мест запустение. Крайняя неухоженность была видна буквально во всем. Пустые селища открывались черными остовами от сгоревших изб, поваленными заборами да разметанными соломенными крышами. Поля вокруг них засеяны не были. Все продухи и двери у брошенных жилищ – нарасхлебянь, ни человека, ни скотины. Одно лишь черное воронье и тишина.

– Плохо-то как! – качали головой пожившие уже свое вои. – Вона все побросали хозяева, похоже, что в Новгород али даже на Ладогу отсель они подались. А чего, есть-то ведь людям что-нить нужно? А тут вона что, ажно всю кору вокруг своих селищ на деревьях объели! Худо, ээх худо как! Семя-то в землю об этом годе и вовсе даже не легло, небось и не было у селян того самого семени! И чего теперь только весь наш люд делати будут? А лето-то какое нонче стоит доброе, не лето, а просто сказка. Жаркое. Ветров совсем мало, а дожжик ежели и идет, то так, только изредка, да и то, он словно бы парное молоко после дойки – тепленький. Вот бы земля уродила ржи с овсами, да ячменя еще, знай себе не ленись, жни и все в снопы собирай. Так нет же, нечего ведь было сажать нонче людям. Все, что и было у них, давно уже за зиму подобрали, из амбаров до малого зернышка подвымели. Ох и худо, братцы!

Ночевали за Захарьино. Разложили костры на опушке сосняка возле большого ручья и поставили распаривать в котлах дробленый ячмень. Зерно это капризное, и время на его готовку нужно было тратить много, ну да ничего, спешить-то пока все равно было некуда. Добавили в крупяной вар из больших кругов топленого сала, закинули ароматной травки и лука, а потом все это немного подсолили. На свежем-то воздухе ох и скусная эта еда!

– Иванович, там ребятки с тайного дозора из кустов на опушке соглядельников вытащили, сейчас их к тебе подведут, – доложился Варун. – Тихонько они там сидели, хорошо эдак скрылись, видать, что из местных. Знали, как чужому человеку глаз от себя отвести. Однако и наши уже навострились, опыта-то у них вона сколько, годами да по самым разным лесам ужом ползать.

Перед Сотником стояли трое худых и испуганных мужиков. На одном из них был рваный зипун, а двое остальных были в холщовых рубахах и в драных портах. Стоя в кругу оружных воинов, они с опаской озирались по сторонам.

– Вот, господин подполковник, у них это все отобрали. Тот, что в зипуне, отдавать свое миром не хотел, топориком даже успел на меня замахнуться, – доложился Лютень и положил на землю плотницкий топор, большой ржавый нож да пару копий с самодельными широкими, продолговатыми наконечниками.

– Из разбойных, что ли? – нахмурившись, спросил Андрей, внимательно оглядывая мужиков.

– Чего сопите, а ну отвечайте, когда вас добром спрашивают?! Пока добром, – подчеркнул Варун и, вынув кинжал, несколькими ударами заострил небольшой колышек.

– Не разбойные мы, а чай уж, на своей-то земле тут нонче стоим, на нашей, Захарьинской! – скрипучим голосом пробурчал тот, что был в зипуне, и как видно, самый старший из всей этой троицы. – И неча нас здеся пугать, дядя, пуганые мы ужо, бояться всего устали!

– Ну а коли ваша это земля, а вы на ней хозяева, и ежели не боитесь ничего, так прятались-то почто от нас и чего выглядывали из лесных кустов тайно? – задал им резонный вопрос Сотник. – Вышли бы к нам по-людски, так мы бы вас еще и одарили как тутошних хозяев, по обычаю, из вежевства, и за то, что заливной покос вам здесь помяли. Звать-то вас как? Хозяева…

– Время ноне злое, воевода, – немного помолчав, ответил за всех старший. – У кого силы больше – тот, значит, сейчас и прав. Не до спроса нам, жизнь бы только сохранить, свою да своих близких. Завидом меня кличут, а это Незнанко и Тешень, вот так, стало быть.

– Голодные, небось? Давно уже не ели? – Андрей отметил, с каким жадным интересом мужики глядели на парящие над кострами котлы.

– Да, а кто же нонче сытый-то, воевода? Это если только у дружинных живот к хребту не липнет. Все же остальные давно с голодом в обнимку спать ложатся. А многие так уже и вовсе и не проснутся никогда. В эту зиму более половины селища схоронили, и как дальше выживать, того и вовсе мы не ведаем.

Был тайный упрек в словах этого крестьянина. Понимал Андрей, что нет его вины в постигшем Северную Русь природном бедствии, однако все одно было ему сейчас очень неуютно под взглядами этих голодных и грязных мужиков. Как будто бы сам лично не уберег он их вместе с семьями. И, тяжело вздохнув, Сотник махнул рукой:

– Проходите к нашим кострам, православные, покормят вас там дружинные, обогреют, а потом и с собой для ваших семей снеди дадут. Проводишь их к своей сотне, Лютень? – кивнул он командиру дозорного десятка. – И оружье свое ржавое пускай тоже с собой забирают. Потом, как они уже до дома соберутся, ты их к Лавру Буриславовичу перед самым уходом подведи. Лавруш, выдели ты им по мешку пшеницы с тех трех ладей, что мы к себе сейчас тянем. Чай уж не обеднеем с тех восьми ну или девяти пудов?

– Да нет, чего уж там, не жалко для страдальцев, конечно, отсыплем, – кивнул заместитель Сотника по тылу. – Лишь бы донести их смогли, вон ведь как исхудали, одни кости с кожей на телесах остались.

– Эти донесут, – покачал хмуро головой командир. – Их там дома близкие ждут. Только надолго ли вот им этой пшеницы хватит? Впереди ведь еще такие же два черных, худых года.

* * *

Новгород открылся длинными, вытянутыми по берегам реки посадами. Зиял он проплешинами от выгоревших изб, покосившимися и поваленными заборами дворов да порушенными усадьбами. Караван прошел мимо Готского двора, Ярославского дворища и Торга с тянущимися по обеим сторонам реки вереницами пристаней. Раньше тут и протолкнуться-то было негде, все сплошь заставлялось ладьями, лодками и всевозможными суденышками. На этот же раз пристани пустовали, только у Готского двора шла погрузка на два широких судна да на княжьей пристани стояли под охраной двух десятках воев три боевые узкие ладьи.

– Эй, Андреевские, чаво вы сюды-то не пристаете? Все бы вам под мостом надобно шлындать! Работу честному люду мешаете делать! – Мужик в грязной и рваной рубахе и в таких же истрепанных портах, со всклоченной бородой вбил топор в мостовую опору и свесился вниз, внимательно разглядывая проплывающие под ним суда.