Саракш: Кольцо ненависти - Владимир Контровский

— Какого дьявола, массаракш!

Рыжая борода Аллу Зефа полыхала тревожным аварийным сигналом. Продравшись сквозь живую заросль, он подошел, нет, подбежал к машине, остановившейся у самых ворот Департамента. Видно было, что за полтора часа ожидания, прерванного к тому же внезапным лучевым ударом, у Зефа накопилось в адрес Мака большое количество слов, причем все они были очень далеки от образчиков изящной словесности, и словосочетание «какого дьявола» — это всего лишь легкий ветерок, предвестник большой бури.

Однако ожидаемый ураган не состоялся. Зеф увидел Странника, спокойно сидевшего за рулем рядом со спокойно сидевшим Маком, и замер на полушаге, поперхнувшись на полуслове. Пятерня Зефа дернулась было к автомату, висевшему у него на плече, но на полдороге изменила траекторию, нырнула в рыжие заросли на подбородке бывшего светила науки психиатрии, бывшего воспитуемого и бывшего штрафника-танкиста и закопошилась там, как будто силясь отыскать ответ на вопрос: «И что бы все это значило?».

— В машину, — процедил Странник, глядя на запертые ворота. Зеф, полуобернувшись к своим товарищам, ждавшим его у павильончика, сделал замысловатый жест рукой и молча открыл заднюю дверцу. Дверца испустила жалобный скрип. Странник нетерпеливо нажал на клаксон. Ворота распахнулись, медленно и даже как-то нехотя, словно пасть чудовища, крайне раздосадованного тем, что его потревожили.

Однако чудовище это отнюдь не спало и уже навострило уши, чутко прислушиваясь ко всему происходящему. В амбразурах каменной ограды Максим заметил вороненый блеск металла, а у ворот вместо легионера, час назад выпустившего с территории института Мака, якобы вывозившего рефрактометр, стоял какой-то молодой парень в цивильном платье. У него не было военной выправки и стати, но автомат он держал уверенно, и по его позе Мак понял, что стрелять этот паренек умеет. У входа в главный корпус расположилась мощная пятнистая туша бронетранспортера (и откуда он взялся, мельком подумал Максим, не видел я в гараже этого чуда истребительной техники), которую пришлось объезжать (орудийная башенка транспортера при этом шевельнулась — правда, тут же успокоилась); в холле стоял крупнокалиберный пулемет на треноге и сновали вооруженные люди в гражданской одежде. «А Странник-то ой как непрост, — подумал Мак, когда они втроем вошли в холл, — у него тут, оказывается, многое подготовлено и много чего припасено».

— Так, — сказал Сикорски, не обращая внимания на деловитую и целеустремленную суету. — Надо продержаться несколько часов, пока лучевое голодание не сделает девяносто девять процентов населения небоеспособным и малоподвижным. И не просто продержаться, но и кое-что сделать, пока нас не опередили… энергичные люди с несколько иными целями и задачами. Вы, Мак, быстренько введите господина профессора в курс дела, объясните ему, откуда выросли ноги, а то он у нас пока еще ничего не понимает, и действуйте.

— А… а что мне надо делать? — спросил Максим, чувствуя себя мальком, в поисках приключений сбежавшим из интерната в мир взрослых людей и растерявшимся, когда эти приключения обступили его со всех сторон. — С чего начать?

— С самого начала, — пояснил Странник: сухо и без тени насмешки.

* * *

— Папа? Это Умник.

— Слушаю тебя. Говори, если тебе есть что сказать.

— Папа, это Странник.

— Что Странник?

— Это его рук дело. Он взорвал Центр! Есть у него один человек или, вернее, мутант, невосприимчивый ко всему спектру излучения. Странник рвется в диктаторы, а мы все — мы ему не нужны.

— Все?

— Все, — торопливо повторил господин государственный прокурор, уловив в голосе Папы еле заметную тень подозрительности (не подумай плохого, Папа, я ваш, я с вами, это все Странник, упырь ушастый, а я с вами — весь, душой и телом).

— Откуда у тебя такие сведения?

— Я ведь Умник…

На том конце провода помолчали, и господин государственный прокурор, обливаясь холодным потом, все эти бесконечно длинные секунды ждал, что ответит Папа.

— Хорошо, — услышал он наконец. — Приезжай. Соберемся, обсудим.

В наушнике раздались писклявые гудки отбоя.

Приезжай, как же! Спешу и припадаю к стопам! Ты, Папа, возомнил себя новым императором? Как бы не так! Никуда я не поеду, то есть поеду, но только не к вам. А тебе я позвонил только для того, чтобы вы там зашевелились и вцепились друг другу в холки. А я постою в сторонке и понаблюдаю — послушаю, как будут хрустеть ваши загривки. Нет, Папа, теперь каждый за себя… Но прежде всего — Странник, этого дьявола надо убрать любой ценой. Знать бы еще, чем он купил Мака… Хотя — ясно чем: Рада. Эта глупая самочка у него, у Странника, и Мак, честный и прямодушный Мак, принял предложение Странника, лишь бы с головы этой, как ее там, Рады Гаал, не упал ни один волосок. Да, Странник, тут ты меня переиграл… Но ничего, партия еще не кончена — наоборот, она только входит в решающую стадию. Вот только голыми руками Странника не взять, да, не взять. Он, Странник, колючий — нужны перчатки, и желательно латные.

Вопрос: где взять такую перчатку (и желательно нужного размера, и желательно не своенравную, а то ведь она может превратиться в пыточное приспособление и поломать все кости руки). Лике Шекагу, генерал Легиона, или генерал Аахи Оду, командующий полевой армией? Или, может быть, Орсо Анипсу? Этот экс-полковник может быть полезен: люди, у которых ничего нет (особенно если у них когда-то что-то было, а потом вдруг они этого лишились), всегда полезнее тех, кто что-то имеет в настоящее время и боится это потерять. Генерал Шекагу наверняка сейчас прячется за щетиной легионерских штыков и выжидает, а вот генерал Оду — этот недоумок, потеряв на Стальном Плацдарме лучшие танковые части, очень боится мести хонтийцев. Он кинется в ласковые объятья Папы, и Папа по-отечески нежно сломает ему хребет. Полковник Анипсу, «Рыкающий Ветеран»… Неплох (пригодится как инструмент), но его еще надо найти — есть у бравого экс-полковника идиотская привычка уходить в разгул в самый неподходящий момент, причем неважно, с горя или с радости (поэтому, собственно, и стал полковник Анипсу бывшим полковником). Но в армии (и в Легионе) Анипсу все еще весьма популярен — как этакий образец истинного имперского офицера, не знающего удержу ни в бою, ни на пиру, ни в любовных утехах, — и его нужно привлечь на свою сторону (если он, конечно, не погиб в атомной мясорубке на хонтийской границе).

Стоп, а ведь есть человек, у которого с Маком свои счеты! Как же я мог забыть — ну, да, конечно, есть такой человек, и он пойдет против Странника, потому что у Странника — Мак Сим, недострелянный выродок, покусившийся на основы. Лучшие борцы — это идейные борцы, а если идеи приправлены еще и личными мотивами…

Господин государственный прокурор выдвинул ящик стола, оросил беснующийся мозг глотком алкоголя и взвесил в руке тяжелый автоматический пистолет — давненько я не стрелял, да. А потом вызвал дневного референта и распорядился: