Это Настоящий "Красный цветок", а не Ци-Гун "99 пальцев" - Мария Роттер Страница 24

Да, в этом пистолете было свое обаяние. Обаяние хорошо сделанной работы, совершенного механизма, обаяние оружия. Наверное, еще и обаяние старины.

– Я не ожидал в тебе такого романтизма. Это второе откровение за сегодня.

– А первое?

– Камни…

– Ага, я вначале произвел на тебя впечатление сухого прагматика, да? А тут оказалось, от пукалки торчу. Фрустрация?

– Не то чтобы по-настоящему, но удивило. А ты стрелял?

– По людям? Тебя же интересует, стрелял ли я в людей, да?

– Интересует! Очень интересует!

– Нет, я больше приучен голыми руками, если точнее, пустыми. Очень серьезно занимался, много лет со всем усердием.

– Карате?

– Карате, У-Шу. У меня, поверь, были хорошие учителя, настоящие. Лаосец, вьетнамцы, китайцы, наш тот еще дяденька… и еще один.

– Сейчас эта ягода отошла, все это народ уже не вставляет.

– Да. На лужайке, за которой в советские времена была кулинария, а теперь – бутик «Домино», работает бригада газонокосильщиков, за старшего у них негр. Рядовые – с колесными агрегатами, бригадир – с триммером. Проходя, услышал, как невыразительная крашеная блондинка, похоже, мастер из «Зеленстроя», наставляет бригадира: «Ты, Русланчик, спуску этим шарамыгам не давай, чтоб они у тебя, как негры на плантациях, с косилками весь день мотались!» Что ж теперь говорить, если негров учат гонять белых, а в Китае, как признают сами китайцы, теперь предпочитают играть в футбол и пить пиво. Мало кто умеет по-настоящему… Но свой путь у каждого. Дорога, которая нас выбирает! Нужно заниматься. Один из иероглифов Гун-Фу, «Гун», – это длительная, упорная работа, а «Фу» – процветание, превосходная степень. Вместе – «виртуозное искусство», «мастерство». Даже если ты всего лишь варишь суп, и то Гун-Фу приходит не сразу. А У-Шу… Я потратил уйму времени! Но я ни о чем не жалею. Кстати, ты можешь вполне обоснованно сказать: «На фига ваши ушуйские штучки, если есть такие пукалки, если есть «калашников»?» И будешь прав, понимая под автоматом такую себе дубину. Но быть снайпером – большое Гун-Фу, а для этого – много-много нужно заниматься!

Живет, я читал, в Канаде некто Говард Дерби, ганфайтер. Пацан за одну секунду достает револьвер из кобуры и от бедра расстреливает пять движущихся целей. От стартового сигнала до первого выстрела проходит всего четверть секунды. Он быстрейший стрелок на Диком Западе – это его Гун-Фу! Он не выдергивает оружие, а просто хватается за рукоятку и прогибается назад, локоть при этом уходит за спину и дуло едва приподнимается над оторочкой кобуры – выстрел! Ганфайтер – это полный автоматизм. Смотрю их выступления, похоже, на уровне бедер у этих парней есть еще пара глаз – хрен промахиваются!

– Наш ротный говорил об эффекте шестисот патронов: нельзя научиться стрелять без того, чтобы не выпустить по цели хотя бы 600 пуль. Сколько ж нужно этим?

– Да они живут стрельбой! Жрут, спят и стреляют! Жрут, спят и стреляют! И так во всем, что бы ты ни делал по-настоящему: жрать, спать и заниматься!

Японский лейтенант Хироо Онода, который тридцать лет партизанил на филиппинском острове, не веря, что война закончилась, больше всего пекся о своей винтовке: регулярно смазывал говяжьим жиром, разбирал и чистил, в холодную погоду закутывал в ветошь, в дождь – закрывал своим телом. Когда его уговорили сложить оружие, вышел в чистой аккуратно заштопанной нитками из пальмовых листьев форме, подпоясанный самурайским мечом, со своей исправной, заметь, «арисакой» и 500 патронами к ней…

– Интересно, как в современных условиях, будучи на обитаемом (!) острове, можно тупо не знать о том, что происходит в мире?

– О, это интересно! Ну, листовки, которые ему вначале подбрасывали, – вражеская пропаганда, не на того напали. Позже – газеты, журналы, письма от родных – изощренная пропаганда, родственников захватили американцы. Обзавелся на боевой вылазке портативным приемником – олимпиада в Токио, японское индустриальное чудо – будни информационной войны. Нас не проведешь: если война закончилась, кто тогда лупит американцев во Вьетнаме? И даже случайная встреча с японским хиппи-натуралистом не поколебала устоев: «Буду воевать, пока майор не отдаст мне другого приказа!» Такой себе вариант «Честного слова», ты читал в детстве Алексея Ивановича Пантелеева?

– Читал! Нашли майора?

– Да, мужик успел тихо состариться, торгуя книжками в магазине. Доставили командира на остров, и лейтенант получил приказ сложить оружие. В 1974 году.

– Ну и причем здесь Гун-Фу?

– Анекдот, советский, о запуске космонавтов на Солнце: «Мы ж сгорим!» – кричат летчики. «Ну, здесь, товарищи, тоже не дураки сидят, – отвечают им члены Политбюро, – вас запустят ночью!» Ты прав, это еще не про Гун-Фу. Вся эта сага о самурае поведана ради одной фразы: «Когда вы годами находитесь в джунглях, то становитесь их частью». Ты понял, нет? Грубо говоря, хороший ганфайтер – это когда есть оружие и есть человек, совершенно, нет, изощренно владеющий им. А Гун-Фу – это когда нет отдельно оружия, и нет отдельно человека, изощренно владеющего им. Есть человек-оружие! Человек-джунгли! Мастер! Это большой секрет, как говорит весьма уважаемый мною китаец.

Город Василий Васильевич, как его именует Тайд, отстоит от столицы на 184 км, три часа езды. До третьего раздела Польши (XVIII в.) здесь была Речь Посполита. Потом Кутузово – в честь Кутузова; потом названия менялись, но все – имярек. Дворец Кутузова в парке с вековыми дубами сгорел в гражданскую. Дубы вырубили немцы в отечественную. Бронзовый бюст Кутузова сперли в наши времена вандалы, небось, на металлолом. И только река течет себе равнодушно под кручами, как текла во времена, когда Василий Васильевич был Александрополем, Хорошками, Горошками, как будет течь после…

Что такое две сотни километров на хорошей машине по хорошей дороге, да под хорошую музыку? Форменное ничего. Бздынь, – и мы на месте. Объехали город, съехали к селу с ласково звучащим именем, на тихой околице остановились у ворот неброской сельской усадьбы. Приехали.

Тайд распахнул ворота – тихо и пустынно:

– Заходи!

Небольшой кирпичный домик под тронутой мхом шиферной крышей. Двор хозяйской заботой не обласкан – ни цветов, ни овощей, ни кур, ни собаки. Но и запустения нет, все чистенько.

– А кто здесь живет?

– Никто! В советские времена был тут крепкий колхоз, человек четыреста жителей. Теперь хозяйство захирело. За этой усадьбой приглядывает сосед. Он не рядом, через улицу…

Машину, на которой приехали, мы поставили в каменный гараж рядом с домом, предварительно выгнав из него старенькую «Ниву».

– А вот, Ариэлюшка, и наш Конек-горбунок для странствий в этом мире.

– А что, «ниссан» тут не канает?

– Помпезности чурайся, здесь всего уместнее скромнейший «Де-Шево»! Вам такая марка известна? Нет? Скромность, старик, вот что приличествует джентльменам в этом краю, небогатом и просматриваемом со всех сторон. Старая тачка, неброская одежда и простое жилье… Апартаменты, увидишь, чистые и даже не без уюта! «У нее все свое, и жилье, и белье»… Пошли, умоемся, разложимся, поедим и спать, а то, как стемнеет, нам выдвигаться…