Нежные юноши - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 9

Семья дяди находилась в Хот-Спрингс. Энсон отыскал источник слухов, чтобы полностью исключить вероятность ошибки, а затем позвонил Эдне и пригласил ее пообедать с ним в «Плазе» на следующий день. Что-то в его тоне ее испугало, потому что она принялась отказываться от приглашения, но он настаивал, с готовностью откладывая дату до тех пор, пока у нее не осталось никакой возможности отказаться.

В назначенное время она появилась в вестибюле «Плазы»: еще красивая, но уже увядающая сероглазая блондинка в манто из русских соболей. На изящных пальцах холодно блестело пять колец с крупными бриллиантами и изумрудами. Энсон подумал, что и меха, и камни – весь этот богатый блеск, поддерживавший на плаву ее увядающую красоту, – заработал его отец, а вовсе не дядя.

И хотя Эдна почуяла его враждебный настрой, к прямому выпаду она оказалась не готова.

– Эдна, я изумлен твоим поведением, – произнес он уверенным и открытым тоном. – Сначала я не верил…

– Не верил во что? – резко перебила она.

– Не притворяйся, Эдна! Я говорю о Кэри Слоане! Не говоря о других соображениях, у меня в голове не укладывается, как же ты могла так поступить с дядей Робертом и…

– Послушай, Энсон… – сердито начала она; но он, не обращая на это внимания, категоричным тоном продолжил:

– … со своими детьми? Ты уже восемнадцать лет замужем, и в твоем возрасте пора бы научиться думать о таких вещах!

– Какое у тебя право так со мной разговаривать? Ты не имеешь…

– Имею. Дядя Роберт всегда был моим лучшим другом. – Он был ужасно взволнован; сейчас он по-настоящему переживал за дядю и за трех своих юных кузенов.

Эдна встала, даже не притронувшись к салату из крабов:

– Ничего глупее…

– Очень хорошо! Если ты не согласна меня слушать, я пойду к дяде Роберту и расскажу ему все – рано или поздно он все равно об этом узнает. А затем я побеседую со старым Моисеем Слоаном.

Эдна рухнула обратно на стул.

– Не нужно говорить так громко, – взмолилась она; у нее в глазах застыли слезы. – Ты даже не представляешь, какой у тебя громкий голос! Мог бы выбрать менее людное место, чтобы высказать мне все эти дикие обвинения!

Он ничего не ответил.

– Ах, я знаю, я тебе никогда не нравилась, – продолжала она. – Ты просто ухватился за глупую сплетню, чтобы разрушить единственную настоящую дружбу в моей жизни! Что же я такого тебе сделала, что ты меня так ненавидишь?

Энсон продолжал молчать. Сейчас она начнет взывать к его рыцарским чувствам, затем к его жалости и, наконец, к его исключительной искушенности, а когда он продерется сквозь эти дебри, пойдут признания, и вот тогда и начнется борьба. Молчанием, глухотой к ее мольбам, постоянным возвращением к своему главному оружию, искреннему чувству, за тот час, пока длился обед, он запугал ее так, что она впала в неистовое отчаяние. В два часа она вытащила зеркальце и платок, стерла следы слез и заровняла оставленные ими впадинки в слое пудры. Она согласилась встретиться с ним у себя дома в пять.

Когда он приехал, она полулежала на шезлонге, покрытом на лето кретоном; слезы, вызванные им за обедом, казалось, так и застыли у нее в глазах. Затем он увидел, что у холодного очага стоит мрачный и встревоженный Кэри Слоан.

– Что это ты себе втемяшил в голову? – тут же выпалил Слоан. – Как я понял, ты пригласил Эдну на обед, а затем принялся ей угрожать, поверив в пустые скандальные сплетни?

Энсон сел:

– У меня нет причин считать, что это просто сплетни.

– Я слышал, что ты собрался пересказать все это Роберту Хантеру и моему отцу?

Энсон кивнул.

– Либо вы сами все прекратите – либо это сделаю я! – ответил он.

– Какое, черт возьми, тебе до этого дело, Хантер?

– Не выходи из себя, Кэри, – нервно сказала Эдна. – Нам нужно всего лишь доказать ему, сколь нелепо…

– Начнем с того, что мою фамилию теперь склоняют на все лады, – перебил его Энсон. – И этого для тебя, Кэри, достаточно!

– Эдна – не член твоей семьи!

– Да что ты говоришь! – Его гнев усилился. – И дом, которым она владеет, и даже кольца у нее на руках – все это заработано умом моего отца! Когда дядя Роберт на ней женился, у нее и гроша ломаного не было!

Все посмотрели на кольца, словно они в данной ситуации вдруг обрели решающее значение. Руки Эдны дернулись, словно ей захотелось их тут же снять.

– И что, в мире больше нет таких колец?! – сказал Слоан.

– Ах, да ведь это просто смешно! – воскликнула Эдна. – Энсон, выслушай меня! Я выяснила, откуда пошли все эти глупые сплетни. Это все из-за горничной, которую я уволила и которая затем нанялась к Чиличевым – эти русские всегда выспрашивают у слуг про их бывших хозяев, а затем придумывают всякие небылицы. – Она гневно стукнула по столу кулаком. – И это после того, как Роберт одолжил им наш лимузин на целый месяц, пока мы ездили зимой на юг…

– Понятно? – с жаром спросил Слоан. – Эта горничная все перевернула с ног на голову! Она знала, что мы с Эдной дружим, и донесла об этом Чиличевым. А у них в России считается, что если мужчина и женщина…

И он развил тему, прочитав целую лекцию об общественных отношениях на стыке Европы и Азии.

– Ну, если это так, тогда лучше все объяснить дяде Роберту, – сухо сказал Энсон. – И когда слухи дойдут и до него, он будет знать, что они ложные!

Вновь применив метод, использованный им против Эдны за обедом, он не препятствовал им объясняться и дальше. Он знал, что они виноваты и что они вот-вот пересекут черту и перейдут от объяснений к оправданиям, чем окончательно докажут свою вину – гораздо лучше, чем это сделал бы он сам. К семи вечера они решились на отчаянный шаг и рассказали ему правду: отсутствие внимания со стороны Роберта Хантера, пустая жизнь Эдны, легкомысленный флирт, превратившийся в страсть… Но, как и большинство правдивых историй, эта история, к несчастью, была стара, как мир, и ее дряхлое тельце не смогло выдержать натиска железной воли Энсона. Угроза рассказать обо всем отцу Слоана обезоружила их полностью, поскольку последний – отошедший от дел хлопковый магнат из Алабамы – был печально известен своим воинствующим фундаментализмом и тем, что контролировал жизнь сына, почти не давая ему денег и обещая при следующей же скандальной выходке прекратить давать деньги совсем.

Ужинать они пошли в небольшой ресторан с французской кухней, и там разговор продолжился: в какой-то момент Слоан даже опустился до угроз физической расправой, но чуть позже любовники стали умолять Энсона дать им еще немного времени. Энсон был неумолим. Он видел, что Эдна сдается и сейчас ей нельзя давать передышку в виде новой вспышки страсти.

В два часа утра, в небольшом ночном клубе на 53-й улице, нервы Эдны окончательно сдали, и она в слезах крикнула, что желает сию же минуту ехать домой. Слоан много пил весь вечер и погрузился в состояние пьяной тоски; облокотившись о стол, он закрыл лицо руками и даже всплакнул. Энсон быстро озвучил свои условия. Не позднее чем через два дня Слоан покидает город на полгода. После его возвращения роман не возобновляется; по истечении года Эдна, если пожелает, сможет сказать Роберту Хантеру о том, что желает получить развод, а дальше может действовать так, как обычно действуют в подобных обстоятельствах.