Лесной бродяга - Габриэль Ферри Страница 84

Краснокожий дипломат ловко подошел к своей цели, застав Гомеса врасплох; тот до того растерялся в первую минуту, что не знал, на что решиться, и, боясь вызвать неудовольствие индейцев, поспешил проводить их в пустую палатку дона Эстебана. Несмотря на всю опасность взятой им на себя роли, Черная Птица уселся с полнейшим хладнокровием, искусно сохраняя маску прямодушия и доброжелательности.

Гомес приподнял полог входа в палатку и прикрепил его так, чтобы он не скрывал внутренность палатки от собравшихся снаружи мексиканцев, затем уселся против индейцев, стараясь казаться возможно спокойнее. Апачи продолжали хранить молчание, а потому мексиканец счел своей обязанностью начать переговоры.

— Я жду слов мира! — сказал он с большим достоинством, чем при начале переговоров с индейцами. — Уши вождя открыты!

Несчастный Гомес внутренне поздравлял себя с таким удачным вступлением, находя его совершенно в индейском вкусе; но Черная Птица не замедлил разочаровать его. Подняв медленно голову, с выражением оскорбления на лице, он устремил на сидевшего перед ним Гомеса такой сверкающий взор, что тот побледнел; затем вождь заговорил, и голос его звучал грозно, как раскаты отдаленного грома.

— Я вижу здесь только одного вождя. — И он указал пальцем на свою обнаженную грудь. — Где предводитель белых? Его я не вижу!

При этом презрительном ответе Гомес совершенно растерялся, чувствуя, что его ложь открыта; а пока он собирался с мыслями, чтобы дать достойный ответ, Черная Птица добавил:

— Зачем стараться обмануть доверие великого воина?

— Гомес никогда не обманывает, — пролепетал мексиканец, — я уже сказал, что я — единственный начальник отряда!

Тут в разговор по знаку Черной Птицы вмешался Антилопа.

— Мой белый брат говорит, что здесь нет другого предводителя; значит, он — хозяин этой палатки?

— Да, я! — ответил мексиканец.

— Это ложь! — воскликнул Черная Птица. — Не подобает такому великому вождю, как я, выслушивать ее дважды!

Между тем Антилопа продолжал разыгрывать роль примиряющего посредника и потому снова вмешался в разговор; он удержал на месте Черную Птицу, который вскочил, как бы желая положить конец переговорам, и затем обратился к мексиканцу.

— Белый воин, вероятно, желал потешить краснокожих или испытать их проницательность. Они хорошо знают, что не он предводитель с двуствольным ружьем, с черными с проседью волосами, закрученными кверху усами, высокого роста и широкими плечами. — Индеец описывал внешность дона Эстебана; помолчав немного, Антилопа продолжал: — Апачи знают, что вигвам из полотна не принадлежит сидящему перед ними белому, имя которого совсем не то, которое повторяло вчера эхо пустыни. Тот вождь не так тонок, как мой собрат, но он вдвое выше его, а его стан гибок, как побег бамбука, и крепок, как ствол железного дерева!

— Кто этот воин? — спросил Гомес, стараясь выиграть время, чтобы привести в порядок свои мысли.

— Это тот самый предводитель, который вчера вечером поразил Пантеру! — Антилопа указал при этом на место, где верховный вождь накануне пал под ударами Диаса. — Его имя, которое даже наши дети произносят с трепетом, Педро Диас! Разве не эти два воина — предводители белых? Мои уста говорят истину!

Что мог возражать Гомес, сраженный уличавшими его во лжи доводами? Ему не оставалось ничего более, как признаться во всем, надеясь этим способом поддержать мирное настроение индейцев, по крайней мере до возвращения дона Эстебана. Гомес так и сделал, но не заметил, какими удовлетворенными взглядами обменялись при его признании оба дикаря. Впрочем, Черная Птица тотчас овладел собой и, скрыв свое торжество, сурово взглянул на Гомеса:

— Зачем же белый присваивает звание, которое не принадлежит ему? Я хочу говорить с предводителем с седеющими волосами и с тем, у которого тело как железное дерево. Где они оба?

— Они отправились с частью наших солдат на охоту за бизонами, так как у них вышли все съестные припасы! — вздумал было снова солгать Гомес, но он забыл, что имеет дело со слишком хитрыми собеседниками.

— Черная Птица и Антилопа будут ожидать их возвращения, — решительно заявил вождь. — До тех же пор уста обоих воинов останутся немы!

При этих словах оба парламентера закрыли глаза и натянули на плечи свои бизоньи шкуры, не обращая более внимания на присутствие мексиканца.

Как ни оскорбительно было такое решение для самолюбия Гомеса, но, по крайней мере, оно избавляло его от новых затруднений: обязанности начальника казались для него слишком тягостными, и он рад был избавиться от них, надеясь, что дон Эстебан и Диас не замедлят вскоре возвратиться.

— Мои собратья с нетерпением желают услышать слова индейского предводителя, — проговорил Гомес, желая как-нибудь выйти из своего неприятного положения! — Я пойду передам им все слышанное мною!

— Иди! — лаконично сказал Черная Птица.

Гомес не заставил себя долго просить и быстро спустился с холмика, на котором стояла белая палатка, напоминая провинившегося школьника, выпущенного наконец на свободу.

Он передал мексиканцам все подробности своего свидания с индейцами, благоразумно избегая говорить о нанесенных ему оскорблениях; затем, объявив о намерении индейцев остаться в лагере до возвращения дона Эстебана, выставил это решение как замечательное достижение своей тонкой дипломатии.

Время шло, а дон Эстебан все не возвращался.

Оставшиеся в палатке апачи начали что-то обсуждать между собой, но так тихо, что их разговора снаружи нельзя было разобрать. Окончательно уверившись, что оба предводителя мексиканцев в отъезде, Черная Птица изложил план дальнейших действий своему собеседнику. Учитывая, что непредвиденная случайность может задержать предводителей мексиканцев на более длительный срок, чем те предполагают, вождь решил выслать на их перехват специальный отряд. В случае, если отсутствие дона Эстебана продлится еще долее, апачам следовало под покровом ночи напасть на лагерь и разгромить его. Сам же вождь предполагал остаться заложником у бледнолицых.

Антилопа одобрил этот план, но настаивал на том, что заложником должен быть он, а не верховный вождь племени.

— Плечо Черной Птицы скоро исцелится, — убежденно говорил Антилопа. — Его сильное тело, несокрушимый дух и мудрый ум будут верно служить нашему народу. Если погибнет вождь — скорбь его соплеменников будет длительна и неутешна; если же суждено погибнуть Антилопе — никто не станет долго оплакивать простого воина! Взгляни, вождь! — продолжал мужественный индеец. — Тело Антилопы крепче железа, его мышцы упруги и сильны. В момент опасности он, как ягуар, одним прыжком перескочит через ограждение белых и окажется среди своих. А что сможет Черная Птица с раздробленным плечом?

— Он станет без страха спокойно ждать смерти и смеяться над бессильной яростью своих врагов и над их оружием!

Желая непременно сохранить драгоценную жизнь вождя на благо племени, Антилопа еще горячее начал отстаивать свою позицию. В конце концов Черная Птица согласился оставить заложником его.