Винляндия - Томас Пинчон Страница 7

— ¿Qué? — остроумно ответствовал Скотт. — No hablo inglés [12].

— Ишь ты. — Парадно-входная улыбка Эктора натянулась. — Наверно, мне напарника не мешает позвать. Видите, вон в машине? Пока не встанет, не скажешь, но он такой здоровый, что его из машины и звать никому не хочется, птушта только выйдет, врубитесь, обратно всунуть его не всегда легко.

— На Скотта забейте, — Зойд поспешно, — он сёрфер — прощай, Скотт, — несколько лет назад немножко не поделил с кое-какими, мнэ, юными господами мексиканского происхождения, поэтому иногда…

— На парковке «Тако-Бёлля» в Эрмосе, ещё бы, памятная череда вечеров, весьма проставленная в фольклёре моего народа, — то ещё в первые дни подражаний Рикардо Монтальбану, кои за годы станут отточенней.

— Пришли отмстить?

— Умоляю. Прос-стите, — Эктор извлекая из внутреннего кармана, доступ к коему также предъявил досужий вид на служебный.38-й в кобуре под мышкой, свои федеральные полномочия в изрядно выделанном и легко распахивающемся кожаном футляре.

— Тут ни у кого ничего федерального, — Зойд вполне убеждён.

Ван Метр, в те дни щеголявший ещё профилем, требовавшим по меньше мере задержания и обыска, вбежал, хмурясь.

— Чего это Скотт? только что слинял задами.

— Вообще-то я тут, — пояснял Эктор, — насчёт наркотиков.

— Слава богу! — возопил Ван Метр, — сколько недель уже, мы думали, никогда больше не срастим! о да, это чудо, — Зойд, неистово его пиная, — тебя кто прислал, ты тот чувак, который знает Леона?

Федерале показал зубы, развлекаясь.

— Субъект, на которого вы ссыляетесь, временно пребывает под надзором, хотя наверняка совсем уж вскоре вернётся на своё привычное место под Гордитским пирсом.

— Аааааа… — завёлся Ван Метр.

— Нет, нет дружочек, но в точности такие подкрепляющие детальки мы так высоко ценим, — выхватывая, как фокусник, хрустящую пятидолларовую банкноту, полчека мексиканской коммерческой в те дни, из-за уха Вана Метра. — И всегда найдётся ещё, и много, в нашем подотчётном авансовом фонде на доброкачественный продукт. За чепуховые выдумки, конечно, мы не плятим ничего, а со временем нас и досада берёт.

Та роковая пятёрка была не последней выплатой по Черпанию Сведений в районе. В те годы в округе ошивалось столько федеральных агентов, что если тебя заметали в районе Южного залива, напороться на местного Дядю шансов было меньше, чем на какого-нибудь федерала. Все пляжные городки, плюс Торранс, Хоторн и большая Уолтерия, участвовали в каком-то грандиозном пилотном проекте, финансируемом неистощимыми миллионами налогоплательщиков, соответствующие ломти коих оседали в антинаркотических структурах на всех уровнях госуправления. Зойд-то лично уж точняк сознательно никогда не прикарманивал никаких денег Эктора за ЧС, однако вполне продолжал поедать бакалею, жечь топливо и курить дурь, которые на них приобретали остальные. Время от времени его обводили вокруг пальца с каким-нибудь мелким приобретением дури, базилик в термозапечатанном пакетике, крошечный пузырёк «Бисквика» (ага, бормотал он, по-прежнему совершаем глупые ошибки, а у вас как?), и его сильно подмывало, иногда целыми днями, сдать сбытчика Эктору. Но всегда находились убедительные причины не сдавать — выходило, что один чёткий чувак, которому деньги нужны, другой дальний родич со Среднего Запада или маньяк-убийца, который отомстит, и прочая. Всякий раз, когда Зойд на этих людей не доносил, Эктор свирепел.

— Думаешь, ты их защитиль? Они ж тебя просто опять наебут. — В голосе его скрежетало раздражение, всё в этом гордитском задании блядь только раздражало, все эти одинаковые на вид пляжные хазы уже сливались воедино, в результате лишь выше крыши перепутанных адресов, раннеутренних шмонов невиновных, незадержаний беглецов, которые и через улочку просто могли смыться, либо вниз по какой-нибудь лестнице общего пользования. Расклады ярусов на склонах, переулков, углов и крыш творили топографию касбы, где легко можно быстро затеряться, такую местность, где партизанские навыки загуменщиков стоили дороже любой твёрдости характера, архитектурную разновидность неопределённости, иллюзию, которая, должно быть, до того завладела всей его карьерой, что его вообще сюда отрядили.

— В те поры ситуации, — долбил в одну точку Зойд, все эти годы спустя, — отношения, в том доме ещё как запутывались, с более, а также менее временными любовными партнёрами и сотоварищами по сексу, вечно какая-то ревность и мстя творится, плюс сбытчики веществ и их посредники, да и агенты, считавшие, будто они под прикрытием и сейчас их цапнут, пара-трёшка политических в бегах от той-иной юрисдикции, тусня туда-сюда в немалой мере — вот что там было, не гря уж о том, что ты себя ведёшь так, словно это всё твой персональный «Безопасный способ» с дятлами, кого-хочешь-выбирай, налетай, мы 24 часа открыты.

Они сидели за столиком в глубине ресторана «Винляндских рядов», Зойд, после многого недосыпа, решив, что в конце концов объявится. Заказал он «Натуральную Энчиладу Особую», а Эктор — суп дня, протёртый цуккини, и вегетарианскую тостаду, по прибытии коей принялся разбирать её на кусочки и собирать вновь в некоем ином виде, определить который Зойд не сумел, однако для Эктора в нём, похоже, был смысл.

— Ты гля, гля еда у тебя, Эктор, что ты натворил?

— По край-мере я её не разбросаль по всему заведенью, включая свою рубашку, будто на парковке. — Да, верняк с неким упором сказано, и это всё после того, как они на двоих разделили, может, и немного, но всё ж парковку-другую, даже кое-какие приключения на оных. Зойд догадался, что в некий момент после их последнего сходнячка Эктор, словно бы от бури, надвигающейся на горизонт его жизни, принялся всё заносить в дом. Застряв на много лет в поле на уровне ГС-13 [13]из-за своей принципиальности, он поклялся — думал Зойд, — что выйдет за ворота пораньше, не успев даже стать каким-нибудь cagatintas [14], бюрократом, что даже срёт чернилами. Но, должно быть, какое-то дельце себе сварганил, может, слишком холодно ему стало — пора и распрощаться со всеми этими пристально озираемыми парковками на милости тамошних стихий и законов вероятности, и здравствуй ГС-14, а мир снаружи кабинета пускай остаётся в удел публике, что лишь начинает карьеру, такие его сильней оценят. Очень жаль. Для Зойда, кто и сам подвержен тяге лезть на рожон, это долгое неповиновение было самым убедительным коммерческим доводом Эктора.

А вниманию Эктора утром федеральные компьютеры не представили того, что переулки сегодня все отведены региональному полуфиналу среди юниоров. Со всех северных округов в городок съехались детки — состязаться в этих причудливо изрезанных пазами шедевральных дорожках, оставшихся ещё с высокого прилива здешней лесоповальной промышленности, когда возводились большие дома, все с каркасами из секвойи, а со скользких от дождя дилижансов сходили легендарные плотники, гении по дереву, способные построить вам что угодно, от кегельбана до уборной в стиле плотницкой готики. Шары били в кегли, кегли в дерево, откуда-то рядом грохотало эхо столкновений, а с ним неслись стада деток в разных куртках для боулинга, у всякого в руке по меньшей мере один шар в мешочке плюс шаткие стопки газировки и еды, всякий со скрипом распахивал сетчатую дверь между дорожками и рестораном, а она с тем же скрипом захлопывалась на следующем пацане, который скрипел ею настежь сызнова. Немного эдаких повторов понадобилось для воздействия на Зойдова сотрапезника, чей взгляд метался взад и вперёд, а сам он мычал мелодийку, в которой лишь после шестнадцатого такта Зойд признал «Знакомьтесь — Флинтстоуны» из хорошо известного многосерийного телемультика. Эктор домычал песенку и кисло взглянул на Зойда.