Братья Карамазовы - Федор Достоевский Страница 68

– Да, Lise, есть и секретная, – грустно произнес Алеша. –Вижу, что меня любите, коли угадали это.

– Какая же грусть? О чем? Можно сказать? – с робкою мольбойпроизнесла Lise.

– Потом скажу, Lise… после… – смутился Алеша. – Теперь,пожалуй, и непонятно будет. Да я, пожалуй, и сам не сумею сказать.

– Я знаю, кроме того, что вас мучают ваши братья, отец?

– Да, и братья, – проговорил Алеша, как бы в раздумье.

– Я вашего брата Ивана Федоровича не люблю, Алеша, – вдругзаметила Lise.

Алеша замечание это отметил с некоторым удивлением, но неподнял его.

– Братья губят себя, – продолжал он, – отец тоже. И другихгубят вместе с собою. Тут «земляная карамазовская сила», как отец Паисийнамедни выразился, – земляная и неистовая, необделанная… Даже носится ли ДухБожий вверху этой силы – и того не знаю. Знаю только, что и сам я Карамазов… Ямонах, монах? Монах я, Lise? Вы как-то сказали сию минуту, что я монах?

– Да, сказала.

– А я в Бога-то вот, может быть, и не верую.

– Вы не веруете, что с вами? – тихо и осторожно проговорилаLise. Но Алеша не ответил на это. Было тут, в этих слишком внезапных словах егонечто слишком таинственное и слишком субъективное, может быть и ему самомунеясное, но уже несомненно его мучившее.

– И вот теперь, кроме всего, мой друг уходит, первый в миречеловек, землю покидает. Если бы вы знали, если бы вы знали, Lise, как ясвязан, как я спаян душевно с этим человеком! И вот я останусь один… Я к вамприду, Lise… Впредь будем вместе…

– Да, вместе, вместе! Отныне всегда вместе на всю жизнь.Слушайте, поцелуйте меня, я позволяю.

Алеша поцеловал ее.

– Ну теперь ступайте, Христос с вами! (И она перекрестилаего.) Ступайте скорее к нему, пока жив. Я вижу, что жестоко вас задержала. Ябуду сегодня молиться за него и за вас. Алеша, мы будем счастливы! Будем мысчастливы, будем?

– Кажется, будем, Lise.

Выйдя от Lise, Алеша не заблагорассудил пройти к госпожеХохлаковой и, не простясь с нею, направился было из дому. Но только что отворилдверь и вышел на лестницу, откуда ни возьмись пред ним сама госпожа Хохлакова.С первого слова Алеша догадался, что она поджидала его тут нарочно.

– Алексей Федорович, это ужасно. Это детские пустяки и всевздор. Надеюсь, вы не вздумаете мечтать… Глупости, глупости и глупости! –накинулась она на него.

– Только не говорите этого ей, – сказал Алеша, – а то онабудет взволнована, а это ей теперь вредно.

– Слышу благоразумное слово благоразумного молодогочеловека. Понимать ли мне так, что вы сами только потому соглашались с ней, чтоне хотели, из сострадания к ее болезненному состоянию, противоречием рассердитьее?

– О нет, совсем нет, я совершенно серьезно с нею говорил, –твердо заявил Алеша.

– Серьезность тут невозможна, немыслима, и во-первых, я вастеперь совсем не приму ни разу, а во-вторых, я уеду и ее увезу, знайте это.

– Да зачем же, – сказал Алеша, – ведь это так еще неблизко,года полтора еще, может быть, ждать придется.

– Ах, Алексей Федорович, это, конечно, правда, и в полторагода вы тысячу раз с ней поссоритесь и разойдетесь. Но я так несчастна, такнесчастна! Пусть это все пустяки, но это меня сразило. Теперь я как Фамусов впоследней сцене, вы Чацкий, она Софья, и представьте, я нарочно убежала сюда налестницу, чтобы вас встретить, а ведь и там все роковое произошло на лестнице.Я все слышала, я едва устояла. Так вот где объяснение ужасов всей этой ночи ивсех давешних истерик! Дочке любовь, а матери смерть. Ложись в гроб. Теперьвторое и самое главное: что это за письмо, которое она вам написала, покажитемне его сейчас, сейчас!

– Нет, не надо. Скажите, как здоровье Катерины Ивановны, мнеочень надо знать.

– Продолжает лежать в бреду, она не очнулась; ее тетки здесьи только ахают и надо мной гордятся, а Герценштубе приехал и так испугался, чтоя не знала, что с ним и делать и чем его спасти, хотела даже послать задоктором. Его увезли в моей карете. И вдруг в довершение всего вы вдруг с этимписьмом. Правда, все это еще через полтора года. Именем всего великого исвятого, именем умирающего старца вашего покажите мне это письмо, АлексейФедорович, мне, матери! Если хотите, то держите его пальцами, а я буду читатьиз ваших рук.

– Нет, не покажу, Катерина Осиповна, хотя бы и онапозволила, я не покажу. Я завтра приду и, если хотите, я с вами о многомпереговорю, а теперь – прощайте!

И Алеша выбежал с лестницы на улицу.