Страсти ума - Ирвинг Стоун Страница 67

В работе и практике установился размеренный ритм. Медицинский факультет принял его письменный отчет о поездке во Францию. Он прочитал доклад о гипнозе в Физиологическом клубе. Две главы книги Шарко, переведенные им, были опубликованы в венском «Медицинском еженедельнике». Общество психиатров пригласило Зигмунда прочитать лекцию о гипнозе; ободренный, он испробовал гипноз на итальянке, подверженной приступам, переходящим в конвульсию, всякий раз, когда она слышала слово «яблоко». Он чувствовал себя неловко и настороженно при первой попытке, а пациентка была либо ненаблюдательной, либо индифферентной. Когда наконец ему удалось ввести ее в легкий полусон, он предположил, что поскольку яблоко – неодушевленный предмет и не может напасть на пациентку или оскорбить ее, то при слове «яблоко» она должна вообразить свежеиспеченный пирог – струдель – в витрине пекарни. Он полагал, что это проницательное предположение, но пациентку он больше не видел и поэтому не мог утверждать, помогло ли оно ее выздоровлению. Когда он описал случай Брейеру, Йозеф воскликнул:

– Что, по–твоему, стало ее навязчивой идеей?

– Видимо, черви, Йозеф. Она, вероятно, откусила червивое яблоко. В Сальпетриере был случай мужской истерии: молодой каменщик по имени Лион увидел солитера в экскрементах, червь вызвал у него колики и дрожь конечностей. Через несколько лет, когда кто–то запустил в него камнем, ему вновь причудился солитер, и дело окончилось эпилепсией.

Брейер покачал головой, его лицо выдавало отчаяние.

– Наш организм – настолько сложная машина, что мог быть создан только гением. Высочайшее произведение искусства, как это доказал Микеланджело. А что мы с ним делаем? Сыплем в локомотив песок, пока колеса изойдут скрипом и остановятся.

– Под песком, Йозеф, ты подразумеваешь… идеи, образы, иллюзии, плод воображения?…

– Если бы я знал, что означает «песок», мой дорогой Зиг, то я был бы психологом, а не специалистом по полукруглым каналам среднего уха голубей. Птицы не шарахаются в страхе от червей, они едят их.

Второй месяц частной практики принес обнадеживающую сумму – сто пятьдесят пять долларов. Ему теперь было достаточно лишь слегка загипнотизировать себя, чтобы считать, что свадьба стала доступной. Марта согласилась с его соображениями; они назначили дату брачной церемонии на конец лета.

В последнюю неделю июня поступили плохие известия. Официальное правительственное письмо извещало, что первый лейтенант доктор Зигмунд Фрейд, резервист, с десятого августа призывается в армию на полный месяц службы. Австрийское военное ведомство опасалось возобновления прошлогодней войны между Сербией и Болгарией. Лейтенант Фрейд будет ответственным за состояние здоровья солдат во время военных маневров у Оломоуца.

Прошло семь лет после прохождения им годичного срока армейской службы в военном госпитале на улице Ван Свьетен, где он в свободные часы переводил книгу Джона Стюарта Милля. Он не был скандалистом, но сейчас метался по кабинету и прихожей, к счастью пустым в этот утренний час, извергая резкие слова, приходившие ему на ум, проклиная войны, военных, призывы, маневры… и, в частности, свое невезение. За те три года, что он работал в Городской больнице, было бы просто отказаться от армейской службы. К следующему году его должны были уволить вчистую.

– Почему именно сейчас? – вопрошал он. – Когда я только начал практику? Когда ко мне пошли больные, когда я стал зарабатывать на жизнь? Как я могу сейчас исчезнуть, отказаться от своей практики? Мне же придется начинать все сначала. Я не могу оплачивать помещение, находясь вдали от дома. Что делать со свадьбой? Я должен найти дом, куда поселить Марту. Проклятье!

Он надел шляпу, пересек муниципальный парк и обежал Ринг, вымещая свое отчаяние и ярость на тротуарных плитах.

К моменту возвращения его мозг был, образно говоря, весь в синяках, как и ноги; он устал, но не настолько, чтобы не написать Марте длинное письмо об обрушившемся на него несчастье. Она ответила спокойной запиской, советуя не бродить долго под жарким августовским солнцем.

Натянуто усмехаясь по поводу той легкости, с какой его невеста сбила с него спесь, он пошел к родителям и попросил Амалию достать из сундука старую униформу. Она пахла нафталином и была помятой, но все же сидела на нем вполне сносно. Парадный мундир светлого цвета застегивался от правого плеча на восемь серебряных пуговиц; темный воротник подпирал подбородок, широкие обшлага – в цвет воротника. Брюки были черного цвета, как и ботинки, шляпа высокая, круглая и темная с выступом впереди, на котором выделялся медицинский знак различия. Якоб, оплативший форму, сшитую по заказу, когда Зигмунду было двадцать три года, заметил:

– Мой Зиг хитер. Он достаточно ловок, чтобы его призвали в мирное время.

– Но недостаточно умен, чтобы уклониться от призыва, – парировал Зигмунд.

– Ты можешь месяц понаслаждаться в деревне, – сказала Амалия. – Посмотри, как ты побледнел от больничного воздуха.

Спорить с военным ведомством бессмысленно. Следовало подчиниться неизбежному. Самый лучший месяц для врачей в Вене – октябрь, когда венцы после летнего отдыха в горах возвращаются, устраиваются в своих апартаментах и решают, что следует обратить внимание на болезни, которые беспокоили их еще весной, но о которых не хотелось думать в предвкушении славного лета в горах. Ему следует назначить день свадьбы сразу же после увольнения из армии. Затем они отправятся в двухнедельное свадебное путешествие и к первому октября вернутся в Вену. К этому моменту он должен иметь помещение, чтобы немедленно возобновить практику.

Последующие несколько дней он рыскал по Вене в поисках свободного помещения, отвечающего требованиям медицинского кабинета. В Вене супружеские пары, особенно лица свободных профессий, предпочитали проводить всю жизнь в одной и той же квартире. Нужно было выбрать такую, чтобы его родителям было удобно посещать его. Квартира должна быть в престижном районе, иначе могли подумать, что доцент доктор Зигмунд Фрейд – неудачник. Роза осмотрела около дюжины свободных помещений; Амалия и Якоб бродили по улицам, рассматривая вывески и объявления. Квартиры попадались либо слишком большие, либо слишком маленькие, либо неудобные, либо чересчур дорогие.