Дом на городской окраине - Карел Полачек Страница 64

— Все подъемы берем с ходу! — ликует доктор. — Пускай кто попробует! И все на скорости девяносто километров! Ни на одно деление не сбавлю!

— Девяносто километров! Нет, сто! — фанатично восклицает Михелуп. — Едем как господа!

Он отбросил все благоразумие, всю скромность маленького человека. Стал мальчишкой, обуреваемым страстью к движению.

— Пан доктор! — простонала пани Михелупова. — Будьте благоразумны! Не так быстро, не так быстро, ради всего святого! Здесь дети… У меня душа не на месте… Прошу вас… с нами что-нибудь случится…

Доктор Гешмай, мгновенно охладев, замедлил бег машины.

— Вы правы, пани, — смущенно пробасил он, — сам не знаю, какой бес в меня вселился. Казалось бы, наездился вволю — хоть иди в профессиональные шоферы. Ведь автомобиль у меня уже несколько лет, я к нему привык. И вдруг веду себя, как мальчишка…

«Уа! Уа!» — взывают догоняющие их машины.

Доктор высовывает из окна руку, давая знать, что пропускает их. «Извольте… — машет его рука, — нам торопиться некуда…»

Мотоциклы обгоняли американский автомобиль, барышни насмешливо гримасничали. Бухгалтер согнулся в три погибели, как складной нож, свирепо глядит им вслед и злобно бормочет:

— Пожалуйста, если вам это нравится… У нас времени хватает. Мы не торопимся. Мы бы могли, да не желаем…

Дорога медленно забирала вверх, как на вздымающейся волне. На горизонте возник слепящий свет.

— Что это? — удивился бухгалтер. — Как будто пожар?

— Это маленькие автомобили, — буркнул доктор, — любят светить во всю…

Их обогнало, производя невероятный шум, миниатюрное авто.

— Видите этого хулигана! — разбушевался доктор. — Ни за что не убавит света! А шуму — как от автобуса! Маленькие автомобили, — размышлял он, — любят выставлять себя напоказ. Шуму от них — на весь белый свет. Чтобы каждый их слышал. Ослепляют фарами, чтобы не заметили, какие они малявки. Шумом пытаются прикрыть свое ничтожество. Большие — те летят неслышно, словно ночные бабочки. Им незачем обращать на себя внимание, они уверены в своем величии и силе, ничто не угрожает их достоинству. Вокруг такого богача простирается молчаливое спокойствие; бедность же чванливо шумит.

У границы города все остановились. Могучие лимузины, элегантные открытые кабриолеты, скромные допотопные автомобильчики, тщеславные двухцилиндровики и тандемы. Состязания окончены, машины стоят, покорно выстроившись в затылок друг дружке, и ожидают, когда к ним подойдет служащий, собирающий мзду за проезд по городским мостовым.

— Грабеж! — сетует, обернувшись к Михелупу, доктор. — Знаете, во сколько мне обойдется этот простой? В десять крон. По меньшей мере, в десять! Тут вам и перерасход бензина, и износ тормозов и шин. Не говоря уж о гарантийных сроках и амортизации. С ума можно сойти….

— Десять крон только за простой, — с уважением шепчет бухгалтер, — хорошенькое дело…

Их поглотили улицы огромного города. С надсадным визгом трогаются неуклюжие трамваи, на их ступеньках висят гроздья человеческих тел. Молодые люди в комичных шапочках, с гитарами через плечо; женщины с ветками цветущей черемухи; сонные, верещащие дети, бранчливые ремесленники, хихикающие девицы. С башни доносится надрывный звон колоколов, а из трактира — дребезжащая музыка, хриплое пьяное пение. Служанки бегут по улицам с кружками пива. Под крышами больших торговых домов мигают движущиеся буквы реклам — красные, синие, зеленые. Из раскрытых окон на улицу выглядывают старики и собаки. Где-то граммофон хрипит песню о том, что «я понял все с первого взгляда…»

Машина остановилась, и семейство бухгалтера стало прощаться с доктором. Тот задумчиво сдвинул фуражку на затылок и, выразительно посмотрев на бухгалтера, произнес:

— Как считаете, во сколько мне обойдется такая прогулка? Бензин, масло, амортизация мотора… Не подумайте, будто я говорю это для того… боже сохрани! Только ради интереса…

Бухгалтер подыскивал ответ, но доктор, взглянув на часы, запричитал:

— О господи! Мне пора! Никогда я не дождусь покоя…

«И правда, во что ему обойдется такая прогулка? — размышляет бухгалтер. — Надо подсчитать. Это была бы забавная калькуляция. Я знаю, такие вещи стоят ужасно дорого! И пусть! Зато нам развлечение обошлось совсем дешево. Сколько у меня знакомств, сколько выгодных знакомств! Если все подсчитать, — рассуждает бухгалтер, — на каждого из нас может прийтись крон по сорок. Непременно запишу…»

— Бабушка закатит скандал, — произнесла пани Михелупова.

— Ничего, поскандалит и угомонится, — рассеянно ответил бухгалтер, а про себя продолжал расчеты: «Сколько тут примерно километров… Мы, и правда, сэкономили сегодня немалые деньги».

Уа! Уа! — вдруг взвизгнул клаксон. — С дороги, медленно-ходящее создание! Тут едут господа!

Бухгалтер отскочил и задрожал от испуга и злости. Мимо промелькнул автомобиль, в котором сидели веселые господа. Михелуп поднял кулак и свирепо крикнул:

— Торопишься, гад? Убийцы! Всех вас пересажать! Вы — угроза человеческой жизни!

В голосе его уже отсутствовала бодрая сиплость: это был плаксивый голос мелкого буржуа, возмущенного царящей в мире несправедливостью.

11

Мысль, которая чаще всего приходит в голову маленькому человеку: как бежит время! Смена времен года каждый раз пробуждает в нем наивное изумление.

Из окна своей квартиры Михелуп видит, что в парке расцвела сирень; потом ее гроздья увяли и кусты поржавели. Начавшееся лето зажгло свечи каштанов; затем цветы каштанов тоже увяли, а на набережной расцвела акация, и цветы ее дышали слабым ароматом былого. Солнце поднималось все выше и выше. Рабочие раскопали улицу и нагромоздили горы брусчатки. Из открытых ям противно воняло светильным газом. Официанты вынесли и установили перед кафе легкую белую мебель, а для пущей красоты расставили кадки с олеандрами. За столиками посиживают жители большого города, попивают лимонад, почитывают вечерние газеты и тяжело вздыхают. А когда давящий душный день сменяется сумерками, со всех сторон доносится шепот скрипок и блеяние саксофонов.

Приход равноденствия в хозяйстве маленького человека отмечается шумной уборкой. Волнение сотрясает всю квартиру. Пани Михелупова и девушка с Кашперских гор, обвязав головы платками, бегают по лестнице вниз на двор, со двора вверх на чердак и выносят предметы, которые нагромоздили время и непрерывная накопительская деятельность бухгалтера. Опустошаются выдвижные ящики, обнажая тайны своего полузабытого содержимого. Клочья ваты, коробочки из-под пилюль, обломки детских игрушек, манжеты и выцветшие шелковые галстуки. Ни с одним из предметов, составлявшим его быт, бухгалтер не хотел расставаться. Маленькому человеку никогда не приходило в голову размышлять о бессмертии души, зато он наверняка верил в бессмертие вещей. И не мог взять в толк, каким образом корсет, некогда изготовленный умелым ремесленником из добротной материи, вдруг может потерять всякую цену.