Рассказы на ладони - Ясунари Кавабата Страница 64

Видимо, Наодзи проникся ко мне доверием. Он написал роман и принёс его мне. Признаться, я не одобрял его желания заняться литературой и находил даже, что это может быть опасно. Поэтому и не хотел хоть как-то поощрять его.

Роман Наодзи не отличался оригинальностью. Он пытался рассказать в нём о своей любви. Писал он и о братьях. Мне это не понравилось, и я прямо сказал ему: «Ты попросту придумал, что твои братья — симулянты. Это видно с самого начала. Это портит роман и доказывает, что ты не можешь быть писателем».

— Что-что?

Он явно не мог понять, что я имею в виду. «Нет, они точно симулянты. Старший брат утверждает, что не бросился со скалы только потому, что там вода замёрзла. Разве так бывает?»

— Почему бы и нет?

Самому мне не доводилось видеть этот водопад во время сильных морозов, но я легко могу представить себе оторопь молодых людей, собирающихся покончить в его водах свои жизни, когда они увидели, что он замёрз.

Наодзи ответствовал так: «Мне кажется странной сама идея тащиться на задворки Никко в такие холода, когда даже водопады замерзают. Те влюблённые, которые кончают свою жизнь, стремятся найти себе место поживописнее и сезон более подходящий. Никто не путешествует умирать к этому водопаду зимой».

— Это, может, и так, но…

— А в истории среднего брата тоже много чего странного. Разве может настоящий сумасшедший уговорить служанку уйти вместе с ним?

— А что тут такого? Может, это служанка подговорила его.

— Вот я и говорю — они заранее сговорились о его сумасшествии.

— В общем, я скажу тебе так. Если заранее исходишь из предположения, что братья твои — симулянты, ничего стоящего не получится. Вот если бы ты сказал, что существует возможность того, что они всё разыграли, тогда, может быть, ещё ничего бы вышло, — сказал я. Потом добавил: «Уж если ты решил про всё это написать, тебе понадобится целая жизнь, чтобы понять — притворялись они или нет. А иначе выйдет ерунда».

Нельзя сказать, что в романе Наодзи совсем не сочувствовал братьям. Он давал понять, что, прибегая к мошенничеству и выбирая себе в жёны женщин не своего круга, они выражали протест против средневековых порядков в помещичьей среде; писал он и о том, что патриархальная семья прежнего образца должна быть разрушена. Но потом его герои теряют свой запал. И получалось, что они проявили мужество только один-единственный раз.

Я почти не общался с братьями Наодзи, не знал, что они за люди, зачем живут, и потому не имел никакой возможности убедиться в том, действительно ли они приутихли.

Наодзи не нравились жёны братьев, он презирал их за неродовитость и необразованность. Он нигде не писал об этом в открытую, но это было видно из того, как по-разному он описывал их и свою собственную возлюбленную. Кроме того, отец этого старого рода вызывал у него откровенное уважение, и Наодзи был совершенно согласен с ним, когда тот говорил о своих сыновьях, как о выродках.

Ладно, про описание братьев ещё хоть что-то можно сказать, но вот история его собственной любви, которая и составляла основное содержание романа, выглядела поистине банальной. Это потому, что его собственные чувства были такими заурядными. Он писал о своих бесконечных свиданиях, происходивших в Токио. Вот они гуляют по Гинзе, вот они смотрят кино… Вообще-то, писать про такие вещи — труднее всего.

Ввиду тех осложнений, которые возникли при женитьбе братьев, самому Наодзи была предоставлена полная свобода действий: ни отец, ни братья не сказали ни слова против, всё прошло гладко. И женился он на девушке, которую описывал в романе. Правда, при сравнении с братьями семейную жизнь Наодзи иначе, как неудачной, назвать было нельзя. Между супругами всё время возникали какие-то скандалы. Хотя, может, это и есть нормальная супружеская жизнь…

Роман Наодзи оказался данью временному увлечению. После университета он поступил служить в одну фирму, перешёл в другую, потом в третью, но никаких успехов не добился.

Жена Наодзи имела странную привычку уходить к родителям после каждой размолвки. Она оставалась верной этому обыкновению и после рождения второго ребёнка, и после того, как старший уже пошёл в школу. Она оставляла детей на попечение мужа, а сама отправлялась к родителям. Поговаривали они и о разводе, хотя и не вполне всерьёз.

После очередного побега жены Наодзи открыл платяной шкаф и обнаружил, что там не хватает некоторых нарядов. Он уже примечал, что тот узелок, с которым она отправляется к родителям, при возвращении становился худее. Поэтому он и решил проверить содержимое шкафа. Он подумал, что самые хорошие платья жена, наверное, отдаёт младшей сестре, но всё равно настроение у него испортилось.

Когда жена возвратилась, он тут же осведомился об исчезнувшей одежде. Она ответила, что не может же она жить в родительском доме и не иметь ничего на смену. Наодзи страшно разозлился. Они снова разругались. Жена снова ушла к родителям.

Теперь Наодзи был по-настоящему взбешён и пришёл ко мне за советом. Я велел ему поговорить с братьями. «Именно это я и собираюсь сделать!» — яростно воскликнул он.

Через несколько дней он снова пришёл ко мне. Вид у него был весьма кислый.

— Съездил в деревню, оставил там детей.

— Что сказали братья?

— Их мнение я знал заранее. Меня удивило другое. Со старшим братом мы поговорили много о чём. И вот он позвал свою жену, велел ей снять с него носки. Пальцы у него до сих пор в язвах. Это он тогда у водопада так обморозился. Когда умирать собрался.

— Неужели?!

— И он абсолютно уверен, что ему удалось избавиться от своих болячек только благодаря тому, что жена ухаживала за ним с утра до ночи.

— Выходит, что дело обстояло совсем по-другому, чем в твоём романе?

— Получается, что так. Но если старший брат утешил меня, то средний — обескуражил. Послушал он меня, послушал, а потом вдруг и говорит: «Что ты расстраиваешься? Моя первая жена у меня на глазах трахалась». Я прямо обомлел. Но больше он мне ничего не сказал.

Признаться, я тоже удивился. Наодзи же, между тем, продолжал свои рассуждения. У него не было уверенности в том, правду ли говорил ему средний брат. Может, он сошёл с ума от того, что она прелюбодействовала? А может, наоборот: с головой у него было не вполне в порядке, и всё это ему привиделось? И эта его фантазия — что-то вроде временного помешательства — до сих пор преследует его? А может, он всё это просто придумал, чтобы утешить Наодзи?

Слова среднего брата напугали Наодзи, и больше он к этому разговору не возвращался. Вместо этого он решил разузнать, как обстояли дела, через старшего брата. О первой жене он спрашивать постеснялся. Наодзи хотел сначала понять про вторую жену, а уже потом попытаться уяснить себе историю с этими оргиями.

Со слов старшего брата выходило, что прислуга не состояла со средним братом в предосудительных отношениях. Когда он попал в психушку, она ухаживала за ним. После того, как с головой у него стало получше, она согласилась выйти за него замуж.