Страсти ума - Ирвинг Стоун Страница 61
Страсти ума - Ирвинг Стоун читать онлайн бесплатно
Он так и не избавился от возбуждения, вызванного красочностью движения поездов: подъем в горы, проезд через туннели, пересечение рек и ущелий, пшеничных и ячменных полей… Почему тогда вечно присутствует нежелание сесть в поезд при столь горячо желаемом путешествии? Почему он меряет шагами платформу, забросив свой чемодан в сетку над окном, будучи не в состоянии заставить себя сесть в вагон до тех пор, пока не послышится пронзительный свисток и не раздастся властный крик кондуктора: «Все по вагонам!»?
Зигмунд был так возбужден в связи с обещанием Шарко опубликовать его материалы, что так и не вернулся к рукописи «Введение в невропатологию». Даркшевич закончил свой текст по анатомии головного мозга. Через год он вернется в Москву, отдаст в типографию свою книгу, подготовит лекции для курсов в университете и женится на своей любимой. Доктор Фрейд и Даркшевич двигались, так сказать, по одному расписанию; долгие годы и месяцы учебы были позади, они близки к тому, чтобы занять свое место в профессиональном и научном мире. И все же, проезжая в экипаже по улицам Парижа к Северному вокзалу, Зигмунд чувствовал легкую грусть.
– Может быть, это просто ностальгия, Дарк? Я полюбил Париж, Сальпетриер, Шарко… даже тебя, меланхоличного славянина.
Даркшевич заморгал:
– Спасибо за эти прощальные слова, Зиг. У меня не было близких друзей с момента отъезда из России. Думаешь, мы встретимся вновь?
– Не сомневаюсь, Дарк. Подумай обо всех неврологических конгрессах в столицах мира, на которых мы будем читать наши доклады.
Они оба засмеялись, радуясь перспективе, но, сидя у окна в купе третьего класса, осматривая глухие стены двухэтажных домов, Зигмунд понял, что в трудный момент расставания он успокаивал Даркшевича, да и себя тоже. Прошлое ушло, возможно, что он никогда больше не увидит ни Даркшевича, ни Сальпетриер, ни Шарко. Настало время обратить лицо к будущему. Через два месяца ему будет тридцать, время перестать чувствовать себя студентом.
Поезд вырвался из пригородов и, пыхтя, помчался по зеленым полям Франции. Зигмунд ощутил радость, обрушившуюся на него, как приятный летний ливень. Он преуспел в Париже, поработал хорошо, завоевал явное расположение персонала больницы и закончил более чем наполовину перевод работ Шарко. Он написал неплохие доклады и заслужил одобрение, нет, согласие Шарко на оригинальное исследование, которое может привести к открытию. Важно и то, что он стал одним из наиболее поднаторевших молодых неврологов в Центральной Европе.
В окне вагона он увидел отражение своего улыбающегося лица. Его волосы поредели у висков. Он заметил легкий серый налет на своей бородке и то, что его лицо пополнело в Париже. Ему откровенно нравились чисто выбритые щеки с тонкой линией бородки, но больше всего доставляли удовольствие глаза – ясные, широко раскрытые, сверкающие и стремящиеся к благам жизни, любви и работе, что ждут его впереди. Конечно, будут неприятности, с ними сталкиваются все начинающие молодые врачи, но он не предвидит серьезных препятствий. Он пересек болотистую равнину и достиг точки подъема, с которой может наблюдать свою дальнейшую жизнь. Он чувствовал, как в нем бурлят силы.
Наконец–то он вошел в мужское сословие!
Вернувшись в Вену в начале апреля, он снял у бездетных супругов удобное помещение для врача–холостяка: две меблированные комнаты с фойе за тридцать два доллара в месяц, включая оплату услуг молодой горничной, которая впускала бы пациентов между полуднем и тремя часами дня.
Арендуемое Зигмундом помещение располагалось в массивном шестиэтажном доме на Ратхаусштрассе, 7 – лучшем из возможных в Вене мест для начинающего врача. Окна дома выходили в небольшой парк позади здания муниципалитета в готическом стиле, на расстоянии одного квартала от строящегося здания Бургтеатра. Вестибюль дома в стиле барокко украшали мраморные панели бежевого цвета, сужающиеся кверху мраморные колонны и позолоченная лепнина на потолке. В прихожей Зигмунда нашлось место для трехстворчатого гардероба с зеркалом, вешалки для шляп и пальто, подставки для тростей, зонтов и калош. В комнате, предназначенной для ожидающих приема больных, стояли софа, на которой могли разместиться три человека, кофейный столик и несколько стульев.
Основную просторную комнату с задрапированными окнами, выходившими на двор, с обоями под бархат, обставленную стульями с жесткими и мягкими сиденьями, украшали высокие дрезденские часы и печка–голландка, облицованная темно–зеленым кафелем. В дальнем углу комнаты за занавесом находились узкая кровать, этажерка и керосиновая лампа. Здесь же стоял стенной шкаф, где он разместил офтальмологическое оборудование; дверь напротив вела в ванную комнату. Из Городской больницы Зигмунд привез свой письменный стол и книжные полки, на которых расставил в нужном порядке медицинские справочники.
Матильда Брейер выполнила свое обещание и разработала рисунки двух вывесок для доктора Фрейда. В субботу в полдень накануне Пасхи они трое сели в фиакр у дома Брейера и направились на Ратхаусштрассе. Мужчины бережно держали под мышкой вывески, а Матильда на коленях – сумку с пирожными, купленными у Демеля. Зигмунд попросил отвертку у хозяина дома. Он и Матильда поддерживали стеклянную вывеску с золотыми буквами на черном фоне: «Приват–доцент доктор Зигмунд Фрейд», в то время как Йозеф ввинчивал шурупы, прикрепляя вывеску около входной двери.
Затем Матильда принесла к дальнему углу вестибюля керамическую вывеску, которую надлежало прикрепить к двери приемной Зигмунда. Пока Йозеф обходил помещение, а Матильда ставила лилии в воду, Зигмунд попросил горничную принести кофе. Матильда разложила пирожные на тарелки, поставила чашки и блюдца, сливки и сахар, и они, умиротворенные, уселись за кофейным столиком.
Залысины на голове Брейера заметно увеличились, обнажив глубокие морщины на лбу; он подстриг свою бороду так, что она как бы повторяла очертания шевелюры на голове.
– Зиг, вспоминаю, как ты был обескуражен четыре года назад, когда Брюкке отказался взять тебя ассистентом.
Матильда перебила Йозефа:
– Зиг становится определенно красивым, разбитным на французский манер.
Ей стукнуло сорок, и она выглядела вальяжной матроной, которая избегала приторных венских сладостей и сохраняла ладную фигуру. Пряди ее каштановых волос были уложены волнами, серые глаза необычно блестели.
– Серьезно, Зиги, ты уехал в Париж как многообещающий студент, а вернулся зрелым врачом. Не представляешь, как приятно видеть отпечаток выдержки и мудрости на этих теплых карих глазах вместо бьющего через край нетерпения.
Зигмунд наклонился над кофейным столиком и послал ей воздушный поцелуй. «Матильда больше уверена во мне, чем Йозеф», – подумал он. И тут же вслух добавил, что намерен до конца года жениться на Марте. Матильда одобрила его намерение:
– Чем раньше, тем лучше. Ты горел эти годы, и я не думаю, чтобы это было хорошо для молодого человека.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments