Пираты южных морей - Говард Пайл Страница 59

— Отдавать мне шар! — с яростью хрипло прошептал он.

И в этот момент в ушах у Джонатана зазвенело от внезапного оглушительного выстрела пистолета, и наш герой испугался, не получил ли он смертельное ранение, которого пока даже не почувствовал. Затем он вдруг увидал, что по лицу его противника, едва ли не вплотную прильнувшему к его собственному, пробежала волна чудовищных изменений. Глаза его несколько раз с невероятной быстротой моргнули и закатились. Рот широко раскрылся, словно незнакомец вдруг решил зевнуть. Пистолет с грохотом упал на пол, и в следующий миг мышцы иностранца, только что бывшие столь твердыми, безвольно обмякли. Суставы его расслабились, и вот уже все тело бесформенной грудой рухнуло поперек распростертого на полу мертвеца. Комнату наполнило едкое облако порохового дыма. Руки чужеземца раз-другой конвульсивно дернулись, шея омерзительно вытянулась. Длинные худые ноги его медленно распрямились, и постепенно каждую мышцу тела обволокла апатия смерти. На вороте у горла появилось и начало расползаться пятно крови, одновременно с этим с лица чужеземца сходила краска, погружая его в свинцовую бледность.

На сии жуткие метаморфозы герой наш взирал не отрываясь, словно то было для него делом чрезвычайной важности. И лишь когда последняя искорка жизни покинула тело его второй жертвы, только тогда отвел он взгляд от ужасной сцены и огляделся по сторонам. Однако из-за плотного облака едкого дыма, скрывавшего все вокруг и спиравшего ему горло, Джонатан ничего не мог разобрать.

5

Неожиданная встреча с морским капитаном с переломанным носом

Если первая обрушившаяся на нашего героя катастрофа совершенно его ошеломила и едва не свела с ума, то эта вторая схватка, более жуткая и неистовая, словно бы на какое-то время вовсе лишила его способности мыслить и испытывать эмоции. Все то смятение чувств, что сотрясало его до этого, полностью исчезло, как он это вдруг обнаружил, оставив ему лишь оцепеневший и ослепленный рассудок. Джонатан стоял перед сей второй жертвой, в смерти которой был также неповинен и коей также послужил лишь невольным орудием, как и в первом случае, и уже не ощущал внутри себя ни малейших признаков раскаяния или ужаса. Он подобрал с пола свою шляпу, упавшую еще во время первой схватки, тщательнейшим образом стряхнул с нее пыль обшлагом рукава и аккуратно водрузил на голову. Затем развернулся и, все еще словно одурманенный каким-то сильнодействующим наркотиком, приготовился покинуть сию сцену трагического ужаса, столь неожиданно его поглотившего.

Однако прежде чем юноша успел осуществить свое намерение, его ушей вдруг достиг громкий топот шагов: некто, уже более осторожно и неуверенно, двинулся в сторону комнаты, где только что разыгралась двойная трагедия и где молча и неподвижно стоял наш герой.

Джонатан даже не предпринял попытки скрыться и лишь покорно ждал, что же произойдет дальше. Он ощущал себя жертвой обстоятельств, над которыми у него не было никакой власти. Уставившись на полуоткрытую дверь, он подготовился к следующему приключению, каким бы оно ни оказалось. Шаги снова замерли, на этот раз у самого порога, а затем дверь медленно отворилась.

Перед взором нашего героя предстала фигура человека крепкого и сильного, несомненно имевшего отношение к мореходству. Судя по золотой тесьме на треуголке пришельца, печати, свисавшей на ленте из кармашка для часов, и некоей внушительности всего его облика, он, очевидно, в профессии своей обладал немалым весом. Сложения незнакомец был весьма крепкого, с короткой бычьей шеей. На нем болтался черный шарф, завязанный свободным узлом, а красный жилет его был искусно обшит золотой тесьмой. Завершали его одеяние кожаный ремень с медной пряжкой и кортиком да высокие морские сапоги. Лицо незнакомца было круглым и широким (он слегка смахивал на кота) и благодаря постоянному воздействию солнца и ветра имело окраску отполированного до блеска красного дерева. Однако сия примечательная физиономия, при других обстоятельствах выглядевшая бы, пожалуй, даже забавной, была чрезвычайно обезображена: переломанный нос незнакомца был почти расплющен по лицу, и все, что от него осталось различимого, представляло собой два круглых отверстия на месте предполагаемых ноздрей. Зловещие глаза его, светло-серого цвета и чрезвычайно подвижные, каковое обстоятельство все-таки придавало им некоторое добродушие, вполне отвечали остальному его облику, пускай и были полуприкрыты черной порослью густых бровей. Когда же незнакомец заговорил, голос его оказался таким низким и звучным, словно исходил из бочки, а не из груди человеческого создания.

— Что все это значит, морячок? — громогласно вскричал он, и барабанные перепонки нашего героя едва не лопнули. — В чем дело? Что такое здесь происходит? Кто это тут палит из пистолетов посреди ночи?

Однако тут он увидел два трупа, лежавшие на полу, и толстые губы его в удивлении обернулись в зияющее «О», а глаза завращались подобно двум шарам, так что со своей круглой физиономией с дырками ноздрей на ней этот человек являл собой зрелище, при других обстоятельствах показавшееся бы смешным и гротескным.

— Вот черт! — проревел он снова. — Несомненно, здесь произошло убийство!

— Нет-нет, не убийство! — дрожащим голосом, задыхаясь, воскликнул Джонатан. — Клянусь, все вышло случайно, я невинен как младенец!

Пришелец перевел насмешливый и хитрый взгляд с юноши на две фигуры на полу, а затем снова посмотрел на него. Лицо его расколола усмешка, которую вряд ли можно было назвать веселой.

— «Случайно»! — повторил он. — Черт возьми, случай действительно странный: двое протягивают ноги, а третий остается без единой царапинки!

С этими словами он прошел в комнату и, взяв за руку последнюю жертву Джонатана, без малейшего сострадания, словно то был мешок с мукой, стащил беспомощное тело на пол рядом с первым трупом. Затем, подняв зажженную свечу, склонился над распростертыми телами, поочередно разглядывая лица. Незнакомец долго и весьма тщательно изучал их, сохраняя при этом полнейшее молчание.

— Оба мертвы, — провозгласил он наконец, — что твой морской дьявол, и, кто бы ты ни был, парень, дельце свое ты сделал так искусно, как я в жизни своей не видывал.

— Но, честное слово, — таким же дрожащим голосом ответил Джонатан, — я здесь ни при чем, они сами во всем виноваты. Оба по очереди напали на меня, а я всего лишь защищался. Первый упал на свой собственный нож, а второй случайно застрелил себя, когда пытался выстрелить в меня.

— Это ты можешь рассказывать какой-нибудь сухопутной крысе, — отозвался моряк, — авось она тебе и поверит. Но втереть очки капитану Бенни Уиллитсу не так-то просто. И какова же, осмелюсь спросить, причина, по которой эти двое напали на столь безобидного парня, коим ты тут прикидываешься?

— Это мне не известно! — вскричал Джонатан. — Но позволь рассказать тебе, как все произошло. Знай же, что я являюсь членом христианской общины квакеров в Филадельфии. Сегодня я впервые прибыл в Кингстон и повстречался с юной леди весьма привлекательной наружности, которая вверила мне сей шарик из слоновой кости и попросила несколько дней подержать его у себя. Один лишь вид безобидного шарика — в котором сам я не могу углядеть ничего, что взывало бы к насилию, — как будто сводил этих людей с ума, и они в ярости накидывались на меня, чтобы убить. Клянусь, это чистая правда! Поверишь ли ты, что столь заурядная безделушка способна стать причиной таких несчастий?