Духи дамы в черном - Гастон Леру Страница 58

— Господин Дарзак, я должен вам кое в чем признаться. Когда я понял, откуда взялся «лишний труп», и убедился, что вы не обманываете нас и в пять часов действительно вошли в Квадратную башню — в это верили все, кроме меня, — я счел возможным заподозрить, что бандит — вовсе не тот человек, который в пять часов под видом Дарзака вошел в Квадратную башню. Напротив, я думал, что это и есть настоящий Дарзак, а вы — лже-Дарзак. Ах, дорогой мой господин Дарзак, как я вас подозревал!

— Но это же безумие! — воскликнул г-н Дарзак. — Я ведь не смог точно назвать время, когда вошел в Квадратную башню, только потому, что не придавал этому значения и помнил час довольно приблизительно!

Не обращая внимания на слова собеседника, на растерянность Дамы в черном и на наше полное смятение, Рультабийль продолжал:

— Я подозревал вас до такой степени, что решил: настоящий Дарзак явился, чтобы занять свое место, которое вы у него отняли, — успокойтесь, господин Дарзак, только в моем воображении, — и вы по каким-то неясным причинам и с помощью слишком преданной Дамы в черном дали ему возможность больше не опасаться вашего отважного вмешательства. Я думал даже, господин Дарзак, что раз вы — Ларсан, то человек, которого засунули в мешок, — это Дарзак. Ну и напридумывал же я! Что за нелепое подозрение!

— Да что там, все мы тут друг друга подозревали, — отозвался глухо муж Матильды.

Рультабийль повернулся к г-ну Дарзаку спиной, засунул руки в карманы и обратился к Матильде, которая, казалось, вот-вот лишится от ужаса чувств, слушая выдумки Рультабийля:

— Еще каплю смелости, сударыня! На этот раз он заговорил хорошо знакомым мне голосом учителя математики, доказывающего теорему:

— Видите ли, господин Робер, Дарзаков было двое. Чтобы узнать, кто из них подлинный, а кто скрывает под своим обликом Ларсана, здравый смысл подсказывал мне, что я должен без страха и сомненья изучить по очереди обоих, изучить совершенно беспристрастно. И я начал с вас, господин Дарзак.

— Ну, довольно, — перебил г-н Дарзак, — вы же меня больше не подозреваете. Вы должны немедленно сказать, кто из нас Ларсан. Я хочу этого, я требую!

— Мы тоже! Немедленно! — обступив их, закричали все присутствующие.

Матильда подбежала к сыну и заслонила его собой, словно ему угрожала опасность. Эта сцена, которая длилась уже довольно долго, вывела нас всех из себя.

— Он же знает! Пусть скажет! Пусть все это кончится! — выкрикнул Артур Ранс.

Только мне пришло в голову, что подобные нетерпеливые крики я неоднократно слышал в суде, как вдруг у дверей Квадратной башни опять раздался выстрел; он сразу нас отрезвил, наш гнев куда-то пропал, и мы — честное слово! — принялись вежливо упрашивать Рультабийля побыстрее положить конец невыносимой ситуации. Мы его не просто просили, а скорее умоляли, словно каждый хотел доказать остальным, и, быть может, самому себе, что он — не Ларсан.

Услышав второй выстрел, Рультабийль преобразился. Выражение его лица изменилось, весь он, казалось, дрожал от бешеной энергии. Оставив насмешливый тон, которым он разговаривал с г-ном Дарзаком и который нас весьма задевал, он осторожно отстранил Даму в черном, все еще старавшуюся его защитить, прислонился спиной к двери, скрестил руки на груди и заговорил:

— Видите ли, в таком деле нельзя пренебрегать ничем. Два Дарзака вошли в комнату, и два вышли из нее, причем один из них — в мешке. Есть от чего потерять голову! Но теперь мне не хотелось бы наговорить глупостей. С позволения присутствующего здесь господина Дарзака, я тысячу раз прошу прощения за то, что подозревал его.

Тут я подумал: «Как жаль, что он не говорил со мною об этом! Я избавил бы его от многих хлопот и „открыл бы ему Австралию“!

Взбешенный Дарзак стоял перед репортером и настойчиво твердил:

— Какие там извинения! Какие извинения!

— Сейчас вы меня поймете, друг мой, — совершенно спокойно ответил Рультабийль. — Первое, что я себе сказал, когда начал размышлять, вы это или не вы, было: «Но если он — Ларсан, то дочь профессора Стейнджерсона сразу бы это заметила». Логично, не так ли? Логично. Так вот, наблюдая за поведением той, что стала по вашей милости госпожой Дарзак, я понял, сударь: она все время подозревала, что вы — это Ларсан!

* * *

Матильда, только что опять упавшая на стул, нашла в себе силы встать и в испуге протестующе взмахнула руками. Страдание еще сильнее исказило лицо г-на Дарзака. Он сел и тихо спросил:

— Возможно ли, чтобы вы подумали такое, Матильда?

Матильда молча опустила голову. С беспощадной жестокостью, которую я лично не мог ему извинить, Рультабийль продолжал:

— Когда я вспоминаю каждое движение госпожи Дарзак после вашего возвращения из Сан-Ремо, мне становится ясно, что в них все время проглядывали страх и постоянная тревога… Нет, позвольте я буду говорить, господин Дарзак. Я должен объясниться, да и все должны. Нам нужно поставить точки над «i». Итак, поведение мадемуазель Стейнджерсон выглядело неестественно. Даже готовность, с какою она уступила вашему желанию поскорее обвенчаться, указывала на то, что ей хочется поскорее покончить с душевными муками. Я помню ее глаза, они ясно говорили тогда: «Неужели возможно, чтобы я продолжала видеть Ларсана повсюду, даже в человеке, который рядом со мною, который ведет меня к алтарю и увозит с собой?» На вокзале же, сударь, ее прощание было душераздирающим. Тогда она уже звала на помощь — ее нужно было спасти от нее самой, от ее мыслей… а быть может, от вас? Но она не осмеливалась открыться кому-либо: конечно, она боялась, что ей скажут…

Тут Рультабийль спокойно нагнулся к уху г-на Дарзака и тихо договорил — недостаточно тихо, чтобы я не расслышал, так, чтобы не расслышала Матильда: «Вы что, снова сходите с ума?» Затем, отойдя немного назад, он продолжал:

— Теперь, думаю, мой дорогой господин Дарзак, вы поняли все: и странную холодность, с которой к вам стали относиться, и самое нежное внимание, которым вдруг принималась вас окружать госпожа Дарзак, — к этому толкали ее угрызения совести и постоянная неуверенность. И наконец, позвольте вам заметить, что вы и сами временами казались очень мрачным и мне приходило в голову: а вдруг вы тоже заметили, что госпожа Дарзак, глядя на вас, разговаривая с вами или замыкаясь в молчании, в глубине души никогда не расстается с мыслью о Ларсане. Поэтому поймите меня правильно: мысль о том, что, займи ваше место Ларсан, дочь профессора Стейнджерсона сама заметила бы это, не могла рассеять моих подозрений — ведь вопреки своему желанию она видела его повсюду. Нет, мои подозрения рассеялись по другой причине.

— Но ведь вы могли их рассеять, — насмешливо и вместе с тем отчаянно вскричал г-н Дарзак, — легко могли их рассеять, если бы рассудили следующим образом: если я Ларсан и раз я добился того, что мадемуазель Стейнджерсон стала моей женой, то в моих интересах, чтобы все продолжали верить в смерть Ларсана. Тогда бы я не стал воскресать. Разве в тот день, когда Ларсан появился вновь, я не потерял Матильду?