Мастер и Маргарита - Михаил Булгаков Страница 51

– Абсолютно верно, – подтвердил ведущий программу, –ребенка, анонимное письмо, прокламацию, адскую машину, мало ли что еще, ночетыреста долларов никто не станет подбрасывать, ибо такого идиота в природе неимеется, – и, обратившись к Никанору Ивановичу, артист добавил укоризненно ипечально: – Огорчили вы меня, Никанор Иванович! А я-то на вас надеялся. Итак,номер наш не удался.

В зале раздался свист по адресу Никанора Ивановича.

– Валютчик он! – выкрикивали в зале, – из-за таких-то и мыневинно терпим!

– Не ругайте его, – мягко сказал конферансье, – онраскается. – И, обратив к Никанору Ивановичу полные слез голубые глаза,добавил: – Ну, идите, Никанор Иванович, на место!

После этого артист позвонил в колокольчик и громко объявил:

– Антракт, негодяи!

Потрясенный Никанор Иванович, неожиданно для себя ставшийучастником какой-то театральной программы, опять оказался на своем месте наполу. Тут ему приснилось, что зал погрузился в полную тьму и что на стенахвыскочили красные горящие слова: «Сдавайте валюту!» Потом опять раскрылсязанавес, и конферансье пригласил:

– Попрошу на сцену Сергея Герардовича Дунчиля.

Дунчиль оказался благообразным, но сильно запущенныммужчиной лет пятидесяти.

– Сергей Герардович, – обратился к нему конферансье, – вотуже полтора месяца вы сидите здесь, упорно отказываясь сдать оставшуюся у васвалюту, в то время как страна нуждается в ней, а вам она совершенно ни к чему,а вы все-таки упорствуете. Вы – человек интеллигентный, прекрасно все этопонимаете и все же не хотите пойти мне навстречу.

– К сожалению, ничего сделать не могу, так как валюты у менябольше нет, – спокойно ответил Дунчиль.

– Так нет ли, по крайней мере, бриллиантов? – спросилартист.

– И бриллиантов нет.

Артист повесил голову и задумался, а потом хлопнул в ладоши.Из кулисы вышла на сцену средних лет дама, одетая по моде, то есть в пальто безворотника и в крошечной шляпке. Дама имела встревоженный вид, а Дунчильпоглядел на нее, не шевельнув бровью.

– Кто эта дама? – спросил ведущий программу у Дунчиля.

– Это моя жена, – с достоинством ответил Дунчиль и посмотрелна длинную шею дамы с некоторым отвращением.

– Мы потревожили вас, мадам Дунчиль, – отнесся к дамеконферансье, – вот по какому поводу: мы хотели вас спросить, есть ли еще увашего супруга валюта?

– Он тогда все сдал, – волнуясь, ответила мадам Дунчиль.

– Так, – сказал артист, – ну, что же, раз так, то так. Есливсе сдал, то нам надлежит немедленно расстаться с Сергеем Герардовичем, что жеподелаешь! Если угодно, вы можете покинуть театр, Сергей Герардович, – и артистсделал царственный жест.

Дунчиль спокойно и с достоинством повернулся и пошел ккулисе.

– Одну минуточку! – остановил его конферансье, – позвольтемне на прощанье показать вам еще один номер из нашей программы, – и опятьхлопнул в ладоши.

Черный задний занавес раздвинулся, и на сцену вышла юнаякрасавица в бальном платье, держащая в руках золотой подносик, на которомлежала толстая пачка, перевязанная конфетной лентой, и бриллиантовое колье, откоторого во все стороны отскакивали синие, желтые и красные огни.

Дунчиль отступил на шаг, и лицо его покрылось бледностью.Зал замер.

– Восемнадцать тысяч долларов и колье в сорок тысяч золотом,– торжественно объявил артист, – хранил Сергей Герардович в городе Харькове вквартире своей любовницы Иды Геркулановны Ворс, которую мы имеем удовольствиевидеть перед собою и которая любезно помогла обнаружить эти бесценные, нобесцельные в руках частного лица сокровища. Большое спасибо, Ида Геркулановна.

Красавица, улыбнувшись, сверкнула зубами, и мохнатые еересницы дрогнули.

– А под вашею полною достоинства личиною, – отнесся артист кДунчилю, – скрывается жадный паук и поразительный охмуряло и врун. Вы извеливсех за полтора месяца своим тупым упрямством. Ступайте же теперь домой, ипусть тот ад, который устроит вам ваша супруга, будет вам наказанием.

Дунчиль качнулся и, кажется, хотел повалиться, но чьи-тоучастливые руки подхватили его. Тут рухнул передний занавес и скрыл всех бывшихна сцене.

Бешеные рукоплескания потрясли зал до того, что НиканоруИвановичу показалось, будто в люстрах запрыгали огни. А когда передний черныйзанавес ушел вверх, на сцене уже никого не было, кроме одинокого артиста. Онсорвал второй залп рукоплесканий, раскланялся и заговорил:

– В лице этого Дунчиля перед вами выступил в нашей программетипичный осел. Ведь я же имел удовольствие говорить вчера, что тайное хранениевалюты является бессмыслицей. Использовать ее никто не может ни при какихобстоятельствах, уверяю вас. Возьмем хотя бы этого Дунчиля. Он получаетвеликолепное жалованье и ни в чем не нуждается. У него прекрасная квартира,жена и красавица любовница. Так нет же, вместо того, чтобы жить тихо и мирно,без всяких неприятностей, сдав валюту и камни, этот корыстный болван добилсявсе-таки того, что разоблачен при всех и на закуску нажил крупнейшую семейнуюнеприятность. Итак, кто сдает? Нет желающих? В таком случае следующим номеромнашей программы – известный драматический талант, артист Куролесов СавваПотапович, специально приглашенный, исполнит отрывок из «Скупого рыцаря» поэтаПушкина.

Обещанный Куролесов не замедлил появиться на сцене иоказался рослым и мясистым бритым мужчиной во фраке и белом галстуке.

Без всяких предисловий он скроил мрачное лицо, сдвинул бровии заговорил ненатуральным голосом, косясь на золотой колокольчик:

– Как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудьразвратницей лукавой...

И Куролесов рассказал о себе много нехорошего. НиканорИванович слышал, как Куролесов признавался в том, что какая-то несчастнаявдова, воя, стояла перед ним на коленях под дождем, но не тронула черствогосердца артиста. Никанор Иванович до своего сна совершенно не знал произведенийпоэта Пушкина, но самого его знал прекрасно и ежедневно по нескольку разпроизносил фразы вроде: «А за квартиру Пушкин платить будет?» Или «Лампочку налестнице, стало быть, Пушкин вывинтил?», «Нефть, стало быть, Пушкин покупатьбудет?»

Теперь, познакомившись с одним из его произведений, НиканорИванович загрустил, представил себе женщину на коленях, с сиротами, под дождем,и невольно подумал: «А тип все-таки этот Куролесов!»