Гений - Теодор Драйзер Страница 5

К большому сожалению, поддержка Драйзера многими видными литературными организациями не имела существенного эффекта – запрет с книги снят не был, ибо, по словам Джона Самнера, «… группа людей не должна пытаться навязать обществу ее собственное понимание того, что является приличным или неприличным». Надо заметить, что господин Самнер с полным правом мог адресовать эти слова и к свой собственной организации, ведь именно его общество присвоило себе право судить о том, что нравственно, а что нет!

И хотя Драйзер был уже закаленным в моральном плане бойцом и запрет «Гения» не мог сильно подкосить его в душевном плане, однако, по словам биографа писателя Сванберга, «теперь для него было абсолютно невозможным писать новые романы, которые могли запретить, даже если бы он мог позволить себе такую роскошь, и пройдет целое десятилетие между «Гением», который превратил его в бедняка, и следующим романом, который принесет ему относительное благополучие. Кто знает, что еще сошло бы с его пера, если бы его не ограничивали, а поддерживали?». Писатель сосредотачивается на публицистической деятельности, пишет рассказы, многие из которых отвергаются издателями. Осенью 1919 года судьба свела его с Элен Ричардсон, молодой актрисой и его дальней родственницей. Между ними сразу вспыхнула симпатия, быстро перешедшая в неразрывную привязанность. Драйзер так позднее описал эту встречу:

«Какими словами описать глубочайшее из переживаний? Какими красками передать то, что есть самая сущность и потому так неуловимо и не имеет резких оттенков? Думается мне, что лучше всего начать с того серого ветреного сентябрьского дня, когда я сидел за письменным столом в моей мастерской на 10-й улице в Нью-Йорке и писал; услыхав звонок, я несколько минут раздумывал, отворить ли дверь…

Я встал, накинул на себя синий китайский халат, который всегда лежал у меня под рукой на случай, если окажется необходимым придать себе более импозантный вид, и подошел к двери. При этом я заметил, что надел халат наизнанку, а это, как известно, является самым бесспорным предзнаменованием неотвратимых перемен. Я не знаю случая, когда бы эта примета не оправдалась… Я отворил дверь. Наградив меня такой молодой, радостной, невинно-простодушной улыбкой, какой (так мне показалось в ту минуту) я не видел ни у кого уже много лет, она осведомилась, здесь ли я живу, и назвала меня при этом моим полным именем.

– Здесь, и я перед вами.

– Ах, в таком случае я ваша родственница, племянница Ви, – мелодичной скороговоркой промолвила девушка. – И Ви взяла с меня слово…

– Если вы племянница моей двоюродной сестры Ви или состоите в каком-либо другом близком или дальнем родстве со мной, прошу вас, войдите, – прервал я ее с тем радушием, с каким встречают луч солнца, неожиданно проникший в подземелье. Такими лучистыми были ее глаза и улыбка. До этой минуты я никак не думал, что среди моих родственников может быть такая восхитительная девушка. Что говорить, яркий луговой цветок столь же противоположен грубому сорняку, выросшему на худосочном городском сквере. Маленькая кокетливая газель рядом с клыкастым кабаном, злым и диким… Пьеретта, разодетая для майского празднества, и старый Борей, мрачный и хмурый. И все же я старался улыбаться и чувствовать себя молодым душой, и мне даже удалось достичь чего-то, у меня не хватает духу сказать – чего. Кто это писал:

«…заставляя веселое солнце озарять тусклые сердца тех, для кого красота – потребность души»?».

Через несколько дней после знакомства Драйзер признался Элен в любви.

Так провидение подарило Драйзеру любимого человека и верного помощника до конца его жизни.

В 1925 году вышел новый роман писателя «Американская трагедия». В романе, объединившем жанр детектива и философские размышления, Драйзер показал основную суть так называемой «американской мечты» о богатстве, ради достижения которой люди готовы идти на убийство.

Книга, основанная на реальных событиях, была встречена с восторгом как критиками, так и читателями. Впервые книга Драйзера не подверглась критики, и даже больше – стала литературной сенсацией. Его издатель, Хоррест Ливрайт, писал: «Рецензии поразительны, полны энтузиазма, воздают вам должное. Ваше выдающееся положение в литературе признано, продажа идет блестяще».

«Мы вскоре поняли, – вспоминала Элен Ричардсон, – что с этого момента в нашей жизни может быть все, кроме спокойствия. Не успели мы распаковать наши вещи, как… сразу окунулись в водоворот событий, вызванных огромным успехом «Американской трагедии». Хоррест Ливрайт предвкушал колоссальный успех. Происходили совещания за совещаниями; шли переговоры о продаже книги для кино, о постановке пьесы за границей, о постановке ее на Бродвее».

После успеха «Американской трагедии» читатели стали активно покупать и другие романы писателя – «Гений», «Сестру Керри», «Дженни Герхардт».

Как и многие представители передовой интеллигенции, Драйзер был разочарован общественным устройством Америки. Огромные различия между уровнем жизни разных частей населения вызывали протест у таких людей с обостренным чувством справедливости, как Драйзер. Этот протест приводил к поиску новых утопических форм общественного строя, где бы все люди были равны и не было ни богатых, ни бедных. Под влиянием подобных мыслей писатель неизбежно склоняется к коммунистическим идеям о всеобщем равенстве и братстве, примером воплощения которых он видел Советский Союз. «Я знаю так мало правды об условиях в России, – писал Драйзер, – что я не осмеливаюсь высказывать свое мнение в отношении окончательного результата того, что там происходит, но я действительно надеюсь, что нечто прекрасное и большое и бессмертное выйдет из этого».

Драйзер загорелся идеей побывать в Советском Союзе. Он говорил: «У России есть мечта… Мне нужны идеалы. И такой я представляю себе Россию. Меня интересует она сама, происшедшие изменения, ее идеалы, ее мечты». Просоветские взгляды известного американского писателя не остались незамеченными в Москве, которой в то время необходимо было создать позитивный имидж страны на мировой арене. Что могло быть лучшей характеристикой преимуществ коммунистического строя, чем слова такого человека, как Драйзер?

Россия понемногу восстанавливалась после разрушительной гражданской войны благодаря вынужденному НЭПу, который многие «товарищи» считали предательством идей революции. В страну еще позволяли приезжать, а самое главное – уезжать, иностранным журналистам, бизнесменам, писателям. И что самое замечательное, иностранцы еще имели возможность общаться с настоящими пролетариями, а не с «подсадными» агентами НКВД. На этой последней волне демократических свобод осенью 1927 года Драйзер получает официальное приглашение от правительства России принять участие в праздновании десятой годовщины Октябрьской революции.

В сопровождении переводчика писатель на протяжении нескольких месяцев путешествует по России. Он встречается с представителями так называемой «новой пролетарской интеллигенции, рабочими, крестьянами». И всюду слышит восторженные отклики людей, как хорошо живется в стране, где «так вольно дышит человек». Писателя окружают таким вниманием, которое ему и не снилось в Америке. В его честь устраиваются приемы и торжества, его знакомят со всеми историческими достопримечательностями. Как известно, человек видит то, что он хочет видеть, и верит в то, во что хочет. Не избежал этого и Драйзер. «Мой визит в Россию, – писал он Анри Барбюсу, – явился восхитительным именно потому, что я видел, как рабочие и крестьяне в действительности создают жизнь, справедливую ко всем тем, кто хочет трудиться, и в которой ничего не припасено для бездельников и транжир». Только вот не знал великий писатель, что всех так называемых «бездельников и транжир», в лице составляющих цвет нации интеллигенции и дворян, уже давно поставили к стенке в подвалах ЧК, а кто успел убежать – работали таксистами и швейцарами от Парижа до Нью-Йорка!