Униженные и оскорбленные - Федор Достоевский Страница 5

Я упомянул уже прежде, что он был вдов. Женат был он еще впервой молодости и женился на деньгах. От родителей своих, окончательноразорившихся в Москве, он не получил почти ничего. Васильевское было заложено иперезаложено; долги на нем лежали огромные. У двадцатидвухлетнего князя,принужденного тогда служить в Москве, в какой-то канцелярии, не оставалось никопейки, и он вступал в жизнь как «голяк – потомок отрасли старинной». Брак наперезрелой дочери какого-то купца-откупщика спас его. Откупщик, конечно,обманул его на приданом, но все-таки на деньги жены можно было выкупить родовоеименье и подняться на ноги. Купеческая дочка, доставшаяся князю, едва умелаписать, не могла склеить двух слов, была дурна лицом и имела только одно важноедостоинство: была добра и безответна. Князь воспользовался этим достоинствомвполне: после первого года брака он оставил жену свою, родившую ему в это времясына, на руках ее отца-откупщика в Москве, а сам уехал служить в -ю губернию,где выхлопотал, через покровительство одного знатного петербургскогородственника, довольно видное место. Душа его жаждала отличий, возвышений,карьеры, и, рассчитав, что с своею женой он не может жить ни в Петербурге, ни вМоскве, он решился, в ожидании лучшего, начать свою карьеру с провинции.Говорят, что еще в первый год своего сожительства с женою он чуть не замучил еесвоим грубым с ней обхождением. Этот слух всегда возмущал Николая Сергеича, ион с жаром стоял за князя, утверждая, что князь неспособен к неблагородномупоступку. Но лет через семь умерла наконец княгиня, и овдовевший супруг еенемедленно переехал в Петербург. В Петербурге он произвел даже некотороевпечатление. Еще молодой, красавец собою, с состоянием, одаренный многимиблестящими качествами, несомненным остроумием, вкусом, неистощимою веселостью,он явился не как искатель счастья и покровительства, а довольно самостоятельно.Рассказывали, что в нем действительно было что-то обаятельное, что-топокоряющее, что-то сильное. Он чрезвычайно нравился женщинам, и связь с однойиз светских красавиц доставила ему скандалезную славу. Он сыпал деньгами, нежалея их, несмотря на врожденную расчетливость, доходившую до скупости,проигрывал кому нужно в карты и не морщился даже от огромных проигрышей. Но неразвлечений он приехал искать в Петербурге: ему надо было окончательно стать надорогу и упрочить свою карьеру. Он достиг этого. Граф Наинский, его знатныйродственник, который не обратил бы и внимания на него, если б он явился обыкновеннымпросителем, пораженный его успехами в обществе, нашел возможным и приличнымобратить на него свое особенное внимание и даже удостоил взять в свой дом навоспитание его семилетнего сына. К этому-то времени относится и поездка князя вВасильевское и знакомство его с Ихменевыми. Наконец получив через посредствографа значительное место при одном из важнейших посольств, он отправился заграницу. Далее слухи о нем становились несколько темными: говорили о каком-тонеприятном происшествии, случившемся с ним за границей, но никто не могобъяснить, в чем оно состояло. Известно было только, что он успел прикупитьчетыреста душ, о чем уже я упоминал. Воротился он из-за границы уже много летспустя, в важном чине, и немедленно занял в Петербурге весьма значительноеместо. В Ихменевке носились слухи, что он вступает во второй брак и роднится скаким-то знатным, богатым и сильным домом. «Смотрит в вельможи!» – говорилНиколай Сергеич, потирая руки от удовольствия. Я был тогда в Петербурге, вуниверситете, и помню, что Ихменев нарочно писал ко мне и просил менясправиться: справедливы ли слухи о браке? Он писал тоже князю, прося у него дляменя покровительства; но князь оставил письмо его без ответа. Я знал только,что сын его, воспитывавшийся сначала у графа, а потом в лицее, окончил тогдакурс наук девятнадцати лет от роду. Я написал об этом к Ихменевым, а также и отом, что князь очень любит своего сына, балует его, рассчитывает уже и теперьего будущность. Все это я узнал от товарищей-студентов, знакомых молодомукнязю. В это-то время Николай Сергеич в одно прекрасное утро получил от князяписьмо, чрезвычайно его удивившее...

Князь, который до сих пор, как уже упомянул я, ограничивалсяв сношениях с Николаем Сергеичем одной сухой, деловой перепиской, писал к немутеперь самым подробным, откровенным и дружеским образом о своих семейныхобстоятельствах: он жаловался на своего сына, писал, что сын огорчает егодурным своим поведением; что, конечно, на шалости такого мальчика нельзя ещесмотреть слишком серьезно (он, видимо, старался оправдать его), но что онрешился наказать сына, попугать его, а именно: сослать его на некоторое время вдеревню, под присмотр Ихменева. Князь писал, что вполне полагается на «своегодобрейшего, благороднейшего Николая Сергеевича и в особенности на АннуАндреевну», просил их обоих принять его ветрогона в их семейство, поучить вуединении уму-разуму, полюбить его, если возможно, а главное, исправить еголегкомысленный характер и «внушить спасительные и строгие правила, стольнеобходимые в человеческой жизни». Разумеется, старик Ихменев с восторгомпринялся за дело. Явился и молодой князь; они приняли его как родного сына.Вскоре Николай Сергеич горячо полюбил его, не менее чем свою Наташу; дажепотом, уже после окончательного разрыва между князем-отцом и Ихменевым, старикс веселым духом вспоминал иногда о своем Алеше – так привык он называть князяАлексея Петровича. В самом деле, это был премилейший мальчик: красавчик собою,слабый и нервный, как женщина, но вместе с тем веселый и простодушный, с душоюотверстою и способною к благороднейшим ощущениям, с сердцем любящим, правдивыми признательным, – он сделался идолом в доме Ихменевых. Несмотря на своидевятнадцать лет, он был еще совершенный ребенок. Трудно было представить, зачто его мог сослать отец, который, как говорили, очень любил его? Говорили, чтомолодой человек в Петербурге жил праздно и ветрено, служить не хотел и огорчалэтим отца. Николай Сергеич не расспрашивал Алешу, потому что князь ПетрАлександрович, видимо, умалчивал в своем письме о настоящей причине изгнаниясына. Впрочем, носились слухи про какую-то непростительную ветреность Алеши,про какую-то связь с одной дамой, про какой-то вызов на дуэль, про какой-тоневероятный проигрыш в карты; доходили даже до каких-то чужих денег, им будтобы растраченных. Был тоже слух, что князь решился удалить сына вовсе не завину, а вследствие каких-то особенных, эгоистических соображений. НиколайСергеич с негодованием отвергал этот слух, тем более что Алеша чрезвычайнолюбил своего отца, которого не знал в продолжение всего своего детства иотрочества; он говорил об нем с восторгом, с увлечением; видно было, что онвполне подчинился его влиянию. Алеша болтал тоже иногда про какую-то графиню,за которой волочились и он и отец вместе, но что он, Алеша, одержал верх, аотец на него за это ужасно рассердился. Он всегда рассказывал эту историю свосторгом, с детским простодушием, с звонким, веселым смехом; но НиколайСергеич тотчас же его останавливал. Алеша подтверждал тоже слух, что отец егохочет жениться.