Моя жизнь и время - Джером Клапка Джером Страница 48

— Как вам нравится в Америке?

— О! — удивился я. — Мы уже там?

— Скоро будем, — ответил мой собеседник. — Как произносится ваше имя?

Я ответил. Он повторил погромче, чтобы коллеги тоже услышали. Коллег было человек шесть. Все они сделали пометки в блокнотах.

— Чем, на ваш взгляд, американский юмор отличается от английского?

Дул пронизывающий северный ветер, а я еще не завтракал. Я поднатужился изо всех сил.

— Юмор — это природное явление, он всегда произрастает на национальной почве. В Англии, если не забираться в глубь веков дальше Чосера…

Никто меня не слушал. Все деловито записывали. Я не мог понять, откуда они явились? Из моря, по всей видимости. Я прогуливался по палубе, высматривая Нью-Йорк на горизонте, и вдруг очутился посреди небольшой толпы. За всех говорил коренастый рыжий джентльмен с военной выправкой. Остальные представляли собой разношерстную компанию. Некоторые выглядели совсем мальчишками.

— Историю рассказать можете? — спросил он.

Я вытаращил глаза.

— Историю? Вы хотите, чтобы я вам рассказал какую-то историю?

— Ну да, — ответил он.

Что это значит? Они хотят, чтобы я вот так с ходу принялся рассказывать истории без четверти восемь утра? И какая история им нужна? Приключенческая, романтическая, просто любовный эпизод? Мне представилось, что я сижу среди группы внимательных слушателей — быть может, усадив младшего к себе на колени.

Он заметил мою растерянность и подсказал:

— Какое-нибудь происшествие за время плавания? Забавный случай?

Я испытал облегчение, какое чувствует приговоренный к казни, узнав о помиловании. В порыве благодарности я старался сочинить забавный случай, который мог бы со мной произойти. Будь у меня немного времени, может, это бы удалось, но они стояли вокруг, держа карандаши на изготовку, и пришлось ограничиться правдой. Единственное достойное упоминания происшествие — на третий день плавания мы встретили айсберг. Маленький совсем, бестолковый айсберг. Я его принял за обломок кораблекрушения, а другой пассажир, глядя в подзорную трубу, назвал его полярным медведем. Если бы не бармен, мы бы так и не узнали, что видели айсберг. Я разукрасил эту историю, как мог, расписал, как мы «уходили» от айсберга, и всячески расхвалил действия капитана. Мой рассказ появился в вечерних газетах под заголовком: «Ледяная королева показывает зубы».

С этого момента общение наладилось. Они поняли, что я по крайней мере стараюсь. Я рассказал, какое впечатление на меня произвели американки — точнее, наверняка произведут, когда мы с ними встретимся, — и ответил на вопросы о том, что я думаю о Христофоре Колумбе, американской драматургии, будущем Калифорнии, президенте Рузвельте и Элизабет Б. Паркер. Кто такая Элизабет Б. Паркер, не знаю и по сей день, но тут я, видимо, сам виноват.

Насколько я понял, она — одна из тогдашних кумиров Америки (они там часто меняются), поэтому сказал, что ради встречи с ней, среди прочего, и приехал в Соединенные Штаты. Это всем понравилось, и мы расстались друзьями.

Я не упрекаю американских журналистов. Невзгоды судьбы следует переносить стоически. В течение семи месяцев меня представляли в печати как лысого пожилого джентльмена с печальной улыбкой, моложавого спортсмена-англичанина с пышной шевелюрой, тощего постоянно курящего невротика и типичного Джона Буля. Некоторых репортеров раздражало мое оксфордское произношение, меж тем как другие называли меня кокни и упорно твердили, что я не выговариваю букву «Ь». Все с неприкрытым удивлением отмечали, что я говорю по-английски с английским акцентом. В Праге мне как-то встретился проходимец из Богемии, выдававший себя за гида, — сегодня его, вероятно, назвали бы гражданином Чехословакии. Английскому его обучал шотландец в Нью-Йорке. Я его не понимал, но уверен, американские репортеры приняли бы его за образец англичанина. Согласен, для человека, приехавшего отдыхать, американский репортер станет сущим наказанием. В своем служебном рвении он способен без лишних церемоний разбудить вас в два часа ночи, чтобы выяснить ваше мнение по поводу местной бейсбольной команды, а когда вы, проведя тридцать шесть часов в дороге, доберетесь до гостиницы, он будет поджидать вас в номере вместе с фотографом. С другой стороны, насколько я знаю, немногие ездят в Америку за отдыхом и здоровьем. В Питтсбурге у моей жены с утра разболелась голова, и она решила остаться на день-другой в гостинице. К вечеру ей стало чуть лучше, и она, несмотря на слабость, спустилась в холл. По полу бегали какие-то мелкие черненькие зверьки. Она подумала, что это котята, и хотела приласкать, но они к ней не шли. Жена насчитала десятка два; при слабом освещении трудно было рассмотреть как следует. Тут в холл выглянула горничная-ирландка. Жена заговорила о том, какие пугливые здесь котятки.

— А, это не котята, — ответила девушка. — Это крысы.

Горничная объяснила, что они лезут из кухни по вентиляционной трубе. На людей не кидаются, если их не дразнить.

В работе у девушки как раз случилось затишье, и она по просьбе моей жены пришла посидеть с шитьем. Горничная рассказала массу занятных историй о крысах, заметив между прочим, что они не так умны, как принято считать, — иначе не поселились бы в Питтсбурге.

— Вы же сами живете в Питтсбурге, — возразила жена. — Вчера говорили, что уже больше шести лет.

Девушка разъяснила загадку. Она надеялась еще за три года скопить достаточно, чтобы вернуться в Ирландию и там завести какое-никакое хозяйство. Она мечтала о разведении свиней на небольшой ферме, причем в этих мечтах фигурировал некто по имени Деннис. Оказывается, тысячи ирландских девушек приезжают в Америку с подобными планами. Не все добиваются успеха, и все же они не сдаются. Всякий «даго» мечтает вернуться в родную деревню и открыть лавку на привезенные из Америки доллары. И не только чужаки норовят потратить за границей деньги, вывезенные из Соединенных Штатов. Как я убедился в своих странствиях, лучшие города Европы населены стопроцентными американцами. Английские писатели — кто раньше, кто позже — приходят к мысли о том, что турне по Америке может дать неплохие деньги. Однако не будь американских репортеров, заранее готовящих публику к нашему приезду, мы бы возвращались с пустыми карманами. За все, заработанное в Америке, научи меня, Господи, искренне возблагодарить американских репортеров и отпусти им грехи их тяжкие.

Самое потрясающее в Америке — Нью-Йорк. Ниагарский водопад меня разочаровал. Его и найти-то нелегко. Кондуктор в трамвае обещал предупредить, на каком повороте нужно выйти, но забыл, и мне пришлось вернуться пешком на три квартала. В конце концов я обнаружил искомое в саду при ресторане крупного отеля. Маршрут моего тура не позволил посетить Йеллоустонский национальный парк, зато я видел Сад богов в Колорадо. Он показался мне довольно запущенным. Скалистые горы эффектны, но человеческого тепла им не хватает. Прерии навевают уныние. Кажешься себе бесплотным духом, скитающимся в пространстве с не вполне определенной целью. С точки зрения европейца, главная беда Америки — ее слишком много. Как-то в Швейцарии я разговорился с человеком из Индианаполиса. Наш поезд шел в Гриндевальд. Глядя в окно, мой новый знакомый заметил: