Путь к вершинам, или Джулиус - Дафна дю Морье Страница 47

Он не понимал других мужчин. Трудятся ради того, чтобы оставить наследство сыновьям… Возможно, это еще одна английская черта? Дома, богатство, с какой-то странной гордостью передаваемые из поколения в поколения. Отцы семейств, которые чуть ли не со слезами умиления демонстрируют тебе портрет своего прапрадеда, ютятся, словно слуги, в одном крыле старого особняка, а в прочих его помещениях постоянно что-то перестраивают, чтобы после их смерти фамильное имение осталось сыну в наилучшем виде.

Собственность? Да владей ты хоть всей землей, но ради себя. Все равно не узнаешь, куда денутся твои богатства, когда тебя не станет. В этом мире важна только одна жизнь – твоя собственная. Даже Уолтер Дрейфус, казалось, относился к новорожденной только как к продолжению древнего рода Дрейфусов и Леви, новой свершившейся главе в истории двух семейств. Он не видел в ней того, что видел Джулиус – живое существо, рожденное от другого живого существа для того, чтобы есть, пить, любить и потом умереть.

– Жаль, что не мальчик, – вторил тесть остальным, а Джулиус пожимал плечами и молчал, не понимая, отчего все так носятся с этим младенцем.

Разумеется, у Габриэль будет все, что она пожелает. Его дочери ни в чем не будет отказа. Он проследит за тем, чтобы Рейчел воспитывала ее успешнее, чем другие матери своих детей. У нее будут самые красивые наряды, самые лучшие условия жизни и образование. Она должна сиять ярче, знать больше, очаровывать сильнее, чем другие девушки ее возраста, чтобы стоило ей войти в комнату – и все бы оборачивались на нее и шептали: «Это дочь Джулиуса Леви».

Итак, с самых первых мгновений жизни над малышкой Габриэль так хлопотали, что она могла бы стать самым успешным предприятием своего отца. По всему Лондону искали самую опытную няньку, которая окружила бы дитя особой заботой и вниманием. Позже няньку заменит гувернантка, отличающаяся недюжинным умом. Габриэль будет свободно разговаривать на французском, немецком и итальянском. Ей будут давать уроки игры на фортепиано, пения, живописи. Она научится преподносить себя с достоинством, грациозно двигаться, красиво говорить, быть занятной собеседницей и вырастет человеком, не имеющим недостатков, столь совершенным, что Джулиус сможет с гордостью сказать: «Она – мое лучшее творение, я привел ее в этот мир».

Он относился к ней, как к очередному коммерческому предприятию, еще одному кафе, которое только предстоит построить и довести до ума. Со временем она станет такой, какой он захочет. Он будет главным человеком в ее жизни, он укажет ей путь, а пока что забота о ней – обязанность Рейчел и нянек, ведь в столь раннем возрасте женское участие необходимо.

Да, Джулиусу нравилась его семейная жизнь и дом на Ханс-Кресент с белыми стенами и геранью в ярких горшках. Нравилось по-хозяйски войти в переднюю, где его встречает дворецкий Мун, готовый принять у него пальто и шляпу, а под лестницей в углу красуется нарядная голубая коляска; взглянуть на свежие письма, ожидающие его на серебряном подносе, перебрать их и, не поворачивая головы, спросить Муна:

– Миссис Леви в гостиной?

– Полагаю, она только что поднялась наверх. Я позвонил к ужину пять минут назад, сэр.

– Хорошо. Скажите на кухне, чтобы подали ужин через четверть часа, я приму ванну.

– Да, сэр.

Все его приказы тут же выполнялись, камердинер уже ждал его в гардеробной – на постели разложена чистая одежда, ванна наполняется горячей водой, в воздух поднимаются пар и аромат парфюмерной соли. Джулиус шел в спальню, где у туалетного столика сидела Рейчел в наброшенной на плечи шали или жакете – горничная причесывала ее, а сама она полировала ногти.

– Это ты, дорогой? – спросила она. – Ты поздновато, дела задержали?

– Да, – ответил он. – Вызывали в Холборн после шести – проблемы с новой иллюминацией. Надо будет менять. Я сказал Муну, чтобы ужин подали позже. Не против? Мы сегодня не ждем гостей.

– Нет, не против. Прими ванну, ты, должно быть, устал. У меня тоже был насыщенный день. С утра покупки, на ланч приходили маменька с бабушкой. Днем Соломаны давали огромный прием – толпа знакомых! Они ужинают у нас в четверг, и Голдинги тоже.

– Запланировала что-нибудь на субботу?

– Да, Гектор Штраус зовет в «Ричмонд». Целое событие. Никак не отвертеться. Леман ^[44] будет петь. Хартман намекнул, что обратно хотел бы ехать с нами, если будет место.

– Вряд ли я успею освободиться к тому времени. Обедаю с Уорсингом. Он специально приедет из Манчестера, но там видно будет.

Джулиус полежал в горячей ванне, вытянувшись во весь рост и наблюдая за тем, как на поверхности воды собирается мыльная пена, потом вытерся досуха большим полотенцем. Свежесть белья приятно холодила разгоряченную кожу. И вот он тщательно одет и обут. По всему дому раздается гонг к ужину. Подают горячий суп из фазана. По правую руку стоит Мун с графином шерри. Два вкуса перемешиваются во рту, сливаются в один. Сидящая на своем обычном месте Рейчел чуть наклоняется вперед – в низком вырезе платья видна полная грудь, на длинной белоснежной шее поблескивает нить жемчуга. Рейчел слегка округлилась после родов; она вступила в пору зрелой женственности, во всем ее облике чувствовалась уверенность в себе. Треснувшее в камине полено выбросило алый язык пламени, который заплясал за тяжелыми шторами. В стекло громко стучал осенний дождь, кроме него, тишину в столовой нарушали только мерное прихлебывание супа да бой золотых часов на камине. Поглаживая тонкую ножку бокала, Джулиус смотрел, как свет от серебряного подсвечника играет на перстне с печаткой. Он закрыл глаза, чтобы уловить все ароматы, витающие в воздухе, вобрать их в себя поглубже, ощутить всем своим существом. Хартман был прав: стоит почувствовать вкус роскоши, и тебе уже не захочется возвращаться к тому, что было раньше, она просочится в само твое естество, нежно и ласково окутает негой.

Гладкая и теплая, как бархат, освежающе прохладная, как свежие простыни, белоснежно-холодная, как жемчуг Рейчел, она медленно, исподволь, с неизменной искусностью спутает тебя по рукам и ногам и набросит цепь тебе на шею.

С началом Англо-бурской войны Уолтер Дрейфус потерял остатки своего состояния. Все до последнего пенни. Он родился в Южной Африке, все его интересы и богатства были сосредоточены там, и вот теперь наступила окончательная и неотвратимая развязка. Оказавшись перед фактом банкротства, он сразу же отправился к зятю. Кто, как не муж дочери, ему поможет? Этот страшный удар в одночасье состарил Уолтера Дрейфуса на десять-пятнадцать лет. Ссутулившийся, тщедушный, он безостановочно блуждал взглядом по комнате, с трудом подбирал слова, то и дело бессмысленно всплескивал руками. У него никак не получалось перейти к сути дела – благородство, составлявшее часть его натуры, мешало ему просто попросить денег. Когда он смотрел на бледное, не выражающее никаких эмоций лицо Джулиуса, ему казалось, что он так и не узнал мужа Рейчел по-настоящему – тот остался для него незнакомцем, который теперь бесстрастно слушал его, барабаня пальцами по столу.