Равнодушные - Альберто Моравиа Страница 44

— О, какой холод! Какая сырость! — воскликнула Мариаграция.

Точно в ответ на ее слова, в холл ворвался ветер, и на сверкающие плитки пола обрушился дождь. Лампа заколыхалась. Легкое пальто Микеле, висевшее на вешалке, своими длинными рукавами несколько раз хлестнуло Лео по лицу. Юбки Карлы и Мариаграции сразу вздулись, взметнулись вначале вверх, а затем обвились вокруг ног.

— Закрой… скорее закрой! — крикнула Мариаграция, уцепившись обеими руками за дверь. Она стиснула ноги и всем телом прижалась к двери, чтобы не промокнуть. Карла осторожно, точно журавль, вышагивая по мокрому полу, забилась в дальний угол.

— Закрой же, — повторила Мариаграция… Но ни Лео, ни Карла не пришли к ней на помощь. Все пораженно смотрели на это буйство стихии, возникшей, казалось бы, из ничего. А вода и ветер, точно живые существа, ревели, стонали, скрежетали зубами и плакали на пустом пороге дома. Вдруг распахнулась и вторая дверь. И сразу водяной смерч, пролетев по коридору, ворвался в комнаты. Слышно было, как то вблизи, то вдали растворяются двери со странным грохотом, не похожим на хлопанье дверей, когда их отворяет чья-то яростная рука… Это был грохот, в котором сливались воедино завывание ветра, треск и жалобное скрипенье, как бы предваряющие последний, самый страшный, удар. В пустых комнатах с высокими потолками грозно гудело эхо. Вилла содрогнулась, словно она вот-вот должна была оторваться от земли и, бешено вращаясь волчком, взмыть на светящийся гребень облаков.

— Что же будем делать дальше? — спросил Лео у Мариаграции после того, как ей с неимоверным трудом все-таки удалось закрыть дверь.

— Подождем, — был ответ.

Все трое молчали. Мариаграция смотрела на Лео горько и трезво, такая поспешность любовника обескураживала ее. Через несколько минут Лео уйдет, растворится в дождливой ночи, оставив ее в холодном доме одну на огромной постели. А он отправится к другой. Скорее всего — к Лизе. Конечно, он пойдет к Лизе, где его давно ждут! Как эти двое будут наслаждаться сегодня ночью и как они, наверно, будут смеяться над ней!

Она сделала последнюю попытку. Лицо ее вдруг приобрело сосредоточенное выражение, как у человека, который напряженно прислушивается к чему-то.

— Мне показалось, — сказала она, — что в гостиной что-то дребезжит… Сходи, Карла… Сходи, посмотри, — нетерпеливо повторила она. Все трое прислушались.

Мариаграция всем своим видом словно заклинала двери загреметь снова, но на вилле теперь, как назло, было тихо-тихо.

— Непохоже, — сказала немного спустя Карла. — Ровным счетом ничего не слышу.

— А я тебе говорю — дребезжит, — не сдавалась Мариаграция. — Слышишь, — добавила она в полнейшей тишине, — как хлопают двери?

И тут Лео засмеялся.

— Да нет же, — спокойно сказал он, потешаясь над глупостью Мариаграции. — Вам показалось, никакие там двери не хлопают.

При этом он с удовольствием отметил печаль в глазах своей бывшей любовницы.

— Галлюцинация, — заключил он, надевая котелок. — Галлюцинация, дорогая синьора.

— Уже уходите? — спросила Мариаграция.

— Конечно… Мне пора…

— Но… дождь льет как из ведра, — в полнейшем отчаянии сказала она, становясь между Лео и дверью. — Не лучше ли переждать, пока он утихнет?

— Дождь льет, — ответил Лео, застегивая пальто, — так же сильно, как хлопают двери.

Он поцеловал у совершенно подавленной Мариаграции руку, поискал перчатки сначала в одном кармане, затем в другом и решительно направился к двери. Открыл ее и, придерживая, чтобы ветер не захлопнул, сказал Карле:

— До скорой встречи. — Пожал протянутую руку, улыбнулся и вышел.

Мариаграция и Карла вернулись в холл. Мариаграция поежилась.

— Какая холодина!.. Ах, какая холодина! — повторяла она. На ее усталом лице проступили морщины. Она чувствовала себя поверженной, ее взгляд растерянно блуждал по комнате, и ей казалось, что все предметы покачиваются и дрожат. Слишком сильно накрашенное лицо предстало сейчас перед Карлой во всей своей удручающей наготе. Уголки рта то и дело подергивались.

— Пойду спать, — сказала она, медленно поднимаясь по лестнице и держась за деревянные перила. — Пойду спать… Спокойной ночи.

Ее тень взметнулась к потолку, задержалась на лестничной площадке, извиваясь, перебралась на стену и, наконец, исчезла.

Карла осталась в холле одна. Она подошла к лампе. В крепко сжатом кулаке что-то хрустнуло — это была записка Лео, записка, которую она взяла дрожащими пальцами, когда Лео необычно долго пожимал ей руку. Она была короткой: «Жду тебя через час в машине у ворот сада». И подпись: «Лео».

В растерянности Карла стала подниматься по лестнице. «Через час, через час я должна выйти из дому», — беззвучно повторяла она. Переступая со ступеньки на ступеньку, она добралась до темной площадки и посмотрела вверх — передняя была пуста, погружена во тьму, видны были лишь кресло да угол дивана. В душном воздухе была разлита мирная, домашняя тишина. Час спустя и Микеле и мать наверняка будут спать крепким сном. Она одолела последние ступеньки и направилась прямо в свою комнату, в глубине сумеречного коридора. На пороге остановилась. Ее поразили уют и теплота комнаты. Каждый предмет стоял на своем месте, горела лампа с розовым абажуром. На кровати лежала шелковая ночная рубашка голубого цвета, одеяло было расстелено, все звало ко сну. Ей оставалось лишь раздеться, юркнуть под простыни и заснуть.

Дождь и ветер свирепо стучались в ставни, а застеленная кровать точно звала ее отдохнуть в надежном убежище. Быть может, на нее так подействовало манящее тепло кровати, а может, виной тому была накопившаяся за день усталость, но Карла вдруг ощутила такое отчаянье, такое отвращение к ночному приключению, что она испугалась.

«Ну хорошо, — подумала она, — выспаться, отдохнуть… А что потом? Завтра утром все повторится, как же я тогда смогу найти эту новую жизнь?»

Она переступила порог, подошла к зеркальному шкафу и стала разглядывать себя, то приближаясь, то отступая на шаг. Издали ей казалось, что лицо ее пылает, а глаза лихорадочно блестят. Стоило ей подойти поближе, и она замечала, что под глазами у нее большие черные круги, смущавшие ее, точно улика. Но едва она отходила на один-два шага, как сразу же становилась празднично принаряженной девушкой, сложившей руки на животе и склонившей на плечо крупную голову, девушкой с грустными глазами и застенчивой улыбкой. И только. Она пыталась проникнуть в тайну этого странного превращения, но ей это никак не удавалось.

Она отошла от шкафа, сделала несколько шагов по комнате, села на кровать. Легкое волнение мешало ей сосредоточиться. Она чувствовала, что готова к ночному, приключению, ждет его нетерпеливо, с любопытством. Точно так же, как прежде, когда они с матерью наносили кому-нибудь визит, и она, прохаживаясь по комнате и осматриваясь вокруг, ждала той минуты, когда неслышно, с мягкой улыбкой, появится хозяйка дома. Сейчас она ощущала лишь нетерпение — и ничего больше. Она сидела, скрестив ноги и наклонив голову. Ей самой казалось, что она задумалась о чем-то очень важном, близко ее касающемся, но по тому, как бессмыслен был ее взгляд, едва она вставала и смотрела на себя в зеркало, она понимала, что мысли ее где-то далеко-далеко…