Бесы - Федор Достоевский Страница 44

III

– Ох, сюда! – указала Прасковья Ивановна на кресло у стола итяжело в него опустилась с помощию Маврикия Николаевича. – Не села б у вас,матушка, если бы не ноги! – прибавила она надрывным голосом.

Варвара Петровна приподняла немного голову, с болезненнымвидом прижимая пальцы правой руки к правому виску и видимо ощущая в нем сильнуюболь (tic douloureux [101]).

– Что так, Прасковья Ивановна, почему бы тебе и не сесть уменя? Я от покойного мужа твоего всю жизнь искреннею приязнию пользовалась, амы с тобой еще девчонками вместе в куклы в пансионе играли.

Прасковья Ивановна замахала руками.

– Уж так и знала! Вечно про пансион начнете, когда попрекатьсобираетесь, – уловка ваша. А по-моему, одно красноречие. Терпеть не могу этоговашего пансиона.

– Ты, кажется, слишком уж в дурном расположении приехала;что твои ноги? Вот тебе кофе несут, милости просим, кушай и не сердись.

– Матушка, Варвара Петровна, вы со мной точно с маленькоюдевочкой. Не хочу я кофею, вот!

И она задирчиво махнула рукой подносившему ей кофей слуге.(От кофею, впрочем, и другие отказались, кроме меня и Маврикия Николаевича.Степан Трофимович взял было, но отставил чашку на стол. Марье Тимофеевне хоть иочень хотелось взять другую чашку, она уж и руку протянула, но одумалась ичинно отказалась, видимо довольная за это собой.)

Варвара Петровна криво улыбнулась.

– Знаешь что, друг мой Прасковья Ивановна, ты, верно, опятьчто-нибудь вообразила себе, с тем вошла сюда. Ты всю жизнь одним воображениемжила. Ты вот про пансион разозлилась; а помнишь, как ты приехала и весь классуверила, что за тебя гусар Шаблыкин посватался, и как madame Lefebure тебя тутже изобличила во лжи. А ведь ты и не лгала, просто навоображала себе для утехи.Ну, говори: с чем ты теперь? Что еще вообразила, чем недовольна?

– А вы в пансионе в попа влюбились, что закон божийпреподавал, – вот вам, коли до сих пор в вас такая злопамятность, – ха-ха-ха!

Она желчно расхохоталась и раскашлялась.

– А-а, ты не забыла про попа… – ненавистно глянула на нееВарвара Петровна.

Лицо ее позеленело. Прасковья Ивановна вдруг приосанилась.

– Мне, матушка, теперь не до смеху; зачем вы мою дочь привсем городе в ваш скандал замешали, вот зачем я приехала!

– В мой скандал? – грозно выпрямилась вдруг ВарвараПетровна.

– Мама, я вас тоже очень прошу быть умереннее, – проговорилавдруг Лизавета Николаевна.

– Как ты сказала? – приготовилась было опять взвизгнутьмамаша, но вдруг осела пред засверкавшим взглядом дочки.

– Как вы могли, мама, сказать про скандал? – вспыхнула Лиза.– Я поехала сама, с позволения Юлии Михайловны, потому что хотела узнатьисторию этой несчастной, чтобы быть ей полезною.

– «Историю этой несчастной»! – со злобным смехом протянулаПрасковья Ивановна. – Да стать ли тебе мешаться в такие «истории»? Ох, матушка!Довольно нам вашего деспотизма! – бешено повернулась она к Варваре Петровне. –Говорят, правда ли, нет ли, весь город здешний замуштровали, да, видно, пришлаи на вас пора!

Варвара Петровна сидела выпрямившись, как стрела, готоваявыскочить из лука. Секунд десять строго и неподвижно смотрела она на ПрасковьюИвановну.

– Ну, моли бога, Прасковья, что все здесь свои, – выговорилаона наконец с зловещим спокойствием, – много ты сказала лишнего.

– А я, мать моя, светского мнения не так боюсь, как иные;это вы, под видом гордости, пред мнением света трепещете. А что тут свои люди,так для вас же лучше, чем если бы чужие слышали.

– Поумнела ты, что ль, в эту неделю?

– Не поумнела я в эту неделю, а, видно, правда наружу вышлав эту неделю.

– Какая правда наружу вышла в эту неделю? Слушай, ПрасковьяИвановна, не раздражай ты меня, объяснись сию минуту, прошу тебя честью: какаяправда наружу вышла и что ты под этим подразумеваешь?

– Да вот она, вся-то правда сидит! – указала вдруг ПрасковьяИвановна пальцем на Марью Тимофеевну, с тою отчаянною решимостию, которая ужене заботится о последствиях, только чтобы теперь поразить. Марья Тимофеевна,всё время смотревшая на нее с веселым любопытством, радостно засмеялась привиде устремленного на нее пальца гневливой гостьи и весело зашевелилась вкреслах.

– Господи Иисусе Христе, рехнулись они все, что ли! –воскликнула Варвара Петровна и, побледнев, откинулась на спинку кресла.

Она так побледнела, что произошло даже смятение. СтепанТрофимович бросился к ней первый; я тоже приблизился; даже Лиза встала с места,хотя и осталась у своего кресла; но всех более испугалась сама ПрасковьяИвановна: она вскрикнула, как могла приподнялась и почти завопила плачевнымголосом:

– Матушка, Варвара Петровна, простите вы мою злобнуюдурость! Да воды-то хоть подайте ей кто-нибудь!

– Не хнычь, пожалуйста, Прасковья Ивановна, прошу тебя, иотстранитесь, господа, сделайте одолжение, не надо воды! – твердо, хоть инегромко выговорила побледневшими губами Варвара Петровна.

– Матушка! – продолжала Прасковья Ивановна, капелькууспокоившись, – друг вы мой, Варвара Петровна, я хоть и виновата в неосторожныхсловах, да уж раздражили меня пуще всего безыменные письма эти, которыми менякакие-то людишки бомбардируют; ну и писали бы к вам, коли про вас же пишут, а уменя, матушка, дочь!

Варвара Петровна безмолвно смотрела на нее широко открытымиглазами и слушала с удивлением. В это мгновение неслышно отворилась в углубоковая дверь, и появилась Дарья Павловна. Она приостановилась и огляделаськругом; ее поразило наше смятение. Должно быть, она не сейчас различила и МарьюТимофеевну, о которой никто ее не предуведомил. Степан Трофимович первыйзаметил ее, сделал быстрое движение, покраснел и громко для чего-то возгласил:«Дарья Павловна!», так что все глаза разом обратились на вошедшую.

– Как, так это-то ваша Дарья Павловна! – воскликнула МарьяТимофеевна. – Ну, Шатушка, не похожа на тебя твоя сестрица! Как же мой-тоэтакую прелесть крепостною девкой Дашкой зовет!

Дарья Павловна меж тем приблизилась уже к Варваре Петровне;но, пораженная восклицанием Марьи Тимофеевны, быстро обернулась и так иосталась пред своим стулом, смотря на юродивую длинным, приковавшимся взглядом.

– Садись, Даша, – проговорила Варвара Петровна с ужасающимспокойствием, – ближе, вот так; ты можешь и сидя видеть эту женщину. Знаешь тыее?

– Я никогда ее не видала, – тихо ответила Даша и, помолчав,тотчас прибавила: – должно быть, это больная сестра одного господина Лебядкина.