Хуторок в степи - Валентин Катаев Страница 43

Они вечно спорили между собой, совершенно не обращаявнимание на окружающих, и в самых неподходящих местах: на вокзале перед отходомпоезда; в горах возле водопада, осыпавшего водяной пылью дрожащие веткипапоротника; за табльдотом; в музее, рассматривая распиленные пополам полыебулыжники, внутри которых сверкали лиловые кристаллы аметиста.

Эмигранты, по мнению Пети, были одержимы каким-то однимобщим делом. Петя понимал, что дело это политическое, но в чем оно заключается,мог только смутно догадываться. Петя знал, что они «борются с самодержавием». Иесли они переезжают с места на место, то не потому, что путешествуют, а потому,что их постоянно куда-то гонит «общее дело».

Однажды в Женеве семейство Бачей столкнулось с довольнобольшой группой эмигрантов. Это было на островке возле памятника Руссо. Вокругплавали черные лебеди, и бронзовый Руссо, старик с истощенным, страстным лицом,сидя в кресле, безучастно наблюдал, как эти горделивые птицы вдруг опускали вводу свои извилисто изогнутые, змеиные шеи и хищно хватали кусочки белогохлеба, брошенного им с хорошеньких, разноцветных лодочек. Пока ВасилийПетрович, сняв шляпу, стоял возле памятника великому Жан-Жаку, философу иписателю, перед которым привык преклоняться еще со студенческих лет, Петя услышалголоса эмигрантов. Они сидели на скамейках в тени плакучих ив и, пообыкновению, спорили. Вдруг Петя услышал знакомую фамилию – Ульянов.

– Разве Ульянов-Ленин сейчас не в Париже?

– Под Парижем. В местечке Лонжюмо.

– Стало быть, это верно, что партийная школа в Лонжюмосуществует?

– Не только существует, но Ленин вызывает туда партийныхработников и читает им курс лекций по политической экономии, по аграрномувопросу, по теории и практике социализма.

– Какую же позицию он занимает по отношению к Каприйскойшколе?

– Разумеется, непримиримую.

– После его резолюции о положении дел в партии на собраниивторой парижской группы содействия РСДРП можно не сомневаться, что ни на какиекомпромиссы он никогда не пойдет.

– Я не читал резолюции.

– На днях она будет опубликована отдельным листком.

– А Георгий Валентинович?

– Что ж Георгий Валентинович… Плеханов есть Плеханов.

– Стало быть, вы считаете…

– Я считал и считаю, что в русской революции естьединственно верная линия – это линия Ленина. И чем скорее мы все это поймем,тем скорее совершится русская революция.

Впервые с полной ясностью Петя почувствовал, что эмигранты,которые ему до сих пор казались все-таки не более чем какими-то бедными чудаками,невольными скитальцами по чужим странам после неудачной революции, представляютсобой далеко не шуточную силу. Оказывается, у них есть партийные школы,центральные комитеты, группы содействия, пленумы. Они выпускают отдельнымилистками свои резолюции. Оказывается, несмотря на поражение революции тысячадевятьсот пятого года, многие из них не только не сложили оружие, но, напротив,готовятся к новой революции. Оказывается, у них есть руководитель –Ленин-Ульянов, по-видимому тот самый, которому было адресовано письмо,переданное Пете Гавриком. Несколько раз уже слышал Петя это имя – Ульянов. Онстарался представить себе этого человека, сидящего где-то под Парижем, вЛонжюмо, готовящего новую революцию в России.

Теперь всякий раз, когда Петя встречал эмигрантов в поездеили на вокзале, он был уверен, что они едут именно в Париж, в Лонжюмо, впартийную школу Ульянова. Конечно, туда же ехали и те эмигранты, которыхпровожал Максим Горький в Неаполе на вокзале, и среди них – дама в трауре сдевочкой, посмотревшей на Петю так требовательно и так строго в ту минуту,когда поезд тронулся и в глаз влетел уголек.