Прекрасные и обреченные - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 42
Прекрасные и обреченные - Фрэнсис Скотт Фицджеральд читать онлайн бесплатно
В ответ Глория только покачала золотистой головкой:
— Ни единого. Я сама пользуюсь твоим.
— Полагаю, он был последним, — холодно усмехнулся Энтони.
— Правда? — Она обводила губы выразительным, но не бросающимся в глаза контуром.
— А разве белье из прачечной не принесли?
— Понятия не имею.
Энтони мгновение стоял в нерешительности, а потом, словно под действием внезапного озарения, открыл стенной шкаф. Его подозрения оправдались. На крючке висел синий мешок, который выдавали в отеле. Там находилось белье Энтони: он уложил все вещи сам. А на полу валялась впечатляющая груда дамского белья, чулок, платьев, ночных сорочек и пижам. Все это едва ли надели один раз, но, по твердому убеждению Глории, вещи нуждались в отправке в прачечную.
Энтони стоял возле шкафа, держа дверь нараспашку.
— Что это значит, Глория?
— А в чем дело?
Линия губ подправлялась и совершенствовалась, стремясь к достижению некого загадочного результата; пенал с губной помадой не дрогнул в руке, и Глория даже не удосужилась взглянуть в его сторону, являя собой полный триумф сосредоточенного внимания.
— Ты разве не сдавала белье в прачечную?
— А оно в шкафу?
— Именно так.
— Значит, не сдавала.
— Послушай, Глория, — начал Энтони, усаживаясь на кровать и стараясь встретиться в зеркале взглядом с женой, — ты действительно замечательный компаньон! После отъезда из Нью-Йорка я несколько раз сдавал белье в стирку, а неделю назад ты, для разнообразия, пообещала сделать это сама. И всего-то дел — затолкать свое барахло в мешок и вызвать горничную.
— К чему поднимать столько шума из-за грязного белья? — обиделась Глория. — Сейчас все сделаю.
— Я вовсе не собирался скандалить. Мне тоже неприятно, но когда не найти ни одного чистого носового платка, самое время принять какие-то меры.
Энтони считал свое поведение в высшей степени логичным, но на Глорию это не произвело должного впечатления. Отложив косметику в сторону, она повернулась к мужу спиной.
— Застегни-ка мне крючки, — попросила она. — Энтони, милый, я совсем забыла о белье. Честно, хотела отправить в стирку и сегодня же это сделаю. Не сердись на свою возлюбленную.
Энтони ничего не оставалось, как посадить ее к себе на колени и в поцелуе стереть помаду с губ.
— А я и не против, — с лучезарной улыбкой мурлыкала Глория, воплощая собой великодушие. — Разрешаю сцеловывать с меня помаду, когда пожелаешь.
Они спустились к чаю, купили в галантерейном магазине несколько носовых платков, и инцидент был предан забвению.
Однако двумя днями позже Энтони снова заглянул в стенной шкаф и обнаружил все тот же мешок, уныло свисающий с крючка, а разноцветная живописная груда под ним выросла до потрясающих воображение размеров.
— Глория! — крикнул Энтони.
— Ах! — В ее голосе слышалось неподдельное страдание. В отчаянии Энтони направился к телефону и вызвал горничную.
— Мне кажется, — он терял терпение, — ты отводишь мне роль лакея при своей особе.
Глория рассмеялась так заразительно, что Энтони, позабыв о бдительности, улыбнулся в ответ. Бедняга! Каким-то не поддающимся объяснению образом эта неосмотрительная улыбка сделала ее полной хозяйкой положения. С видом оскорбленной в лучших чувствах праведницы она решительно направилась к стенному шкафу и принялась с яростью заталкивать свое белье в мешок. Энтони молча наблюдал за женой, сгорая от стыда.
— Вот! — объявила Глория, давая понять, что до крови стерла себе пальцы непосильным трудом.
Тем не менее он решил, что преподал жене наглядный урок и инцидент можно считать исчерпанным. Однако это было только начало. Через довольно длительные промежутки времени груды грязного белья появлялись одна за другой, а в более короткие интервалы наблюдалась постоянная нехватка носовых платков, не говоря уже об отсутствии чистых носков, рубашек и прочих составляющих мужского и женского гардероба. В итоге Энтони понял, что либо должен отправлять белье в стирку сам, либо выдерживать словесные баталии с Глорией, которые принимали все более неприятный оборот.
По пути на западное побережье супруги остановились на пару дней в Вашингтоне. С некоторой неприязнью прогуливались они при резком отталкивающем свете в атмосфере холодного равнодушия без свободы и лишенной подлинного величия помпезности. Вашингтон оставлял впечатление города тусклого и настороженного. На второй день они совершили опрометчивое путешествие в Арлингтон, где находится старый дом генерала Ли.
Автобус, который их вез, был набит разгоряченными, не слишком богатыми людьми, и Энтони, тонко чувствующий настроения жены, понимал, что надвигается буря. Гроза разразилась в зоопарке, где компания задержалась минут на десять. Весь зоопарк, казалось, пропитался запахом обезьян. Энтони только посмеивался, зато Глория призывала страшные проклятия на головы обезьян, а заодно, по злобе, и на пассажиров автобуса вместе с их неумеренно потеющими отпрысками, которые стремглав бросились к обезьяньим клеткам.
Наконец автобус продолжил путь в Арлингтон и там встретил другие автобусы, и тут же образовалась толпа женщин и детей, оставляющая за собой шлейф из шелухи от арахисовых орехов по коридорам дома, где некогда обитал генерал Ли. В конце концов все сгрудились в комнате, где генерал сочетался браком. На стене красовалась приятная для глаз табличка с надписью, сделанной крупными красными буквами: «Дамский туалет». Этот удар стал последней каплей и окончательно доконал Глорию.
— По-моему, омерзительное зрелище! — возмутилась она, кипя от ярости. — Кому пришло в голову пустить сюда этих людей?! Да еще поощрять их пакости, превращая такие дома в места для увеселительных прогулок.
— Ты не права, — возразил Энтони. — Если бы за старинными домами никто не следил, от них остались бы только руины.
— Ну и пусть! — воскликнула Глория, когда они подходили к просторной веранде с колоннами. — Думаешь, они сберегли здесь атмосферу 1860 года? Нет, это творение принадлежит году 1914-му.
— А разве тебе не хочется сохранить предметы старины?
— Но это же невозможно, Энтони! Все прекрасное растет и развивается до определенного предела, а потом наступает период разрушения и увядания, и в процессе разложения оно выдыхает из себя воспоминания. И когда какая-то отдельная эпоха разрушается в нашей памяти, принадлежащие ей предметы тоже должны истлеть, и таким образом они могут на какое-то время сохраниться в немногих сердцах, таких как мое, которое откликается на их зов. Взять хотя бы кладбище в Тэрритауне. Болваны, что тратят деньги на сохранение старины, испортили и его. Спящей Долины больше нет, и Вашингтон Ирвинг умер, а его книги год за годом истлевают в нашем сознании, теряя свою ценность. Так пусть разрушается старое кладбище, как и положено ему, да и всему остальному на свете. Старание удержать минувший век, регулярно подновляя то, что от него осталось, напоминает попытку продлить жизнь умирающему человеку с помощью стимуляторов.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments