Книга оборотней - Сабин Баринг-Гоулд Страница 40

Но более пристальный взгляд отмечал во внешности Жиля де Реца нечто напряженное: нервное дрожание губ, судорожное подергивание бровей и главное — затаенную злобу в глазах. Все вместе это оставляло странное и зловещее впечатление от этого человека. Порой он скрежетал зубами, подобно дикому зверю, готовому напасть на свою жертву, и тогда его губы плотно сжимались, словно исчезали вовсе.

Временами его взгляд становился настолько пристальным, а зрачки, в которых сверкало потаенное пламя, так расширялись, что радужные оболочки, казалось, заполняли круглые и глубоко запавшие глазницы. В эти мгновения лицо его покрывалось мертвенной бледностью, лоб, особенно на переносице, бороздился глубокими морщинами, а борода топорщилась и принимала явственно синий оттенок. Но проходил миг, и его черты снова разглаживались, на губах появлялась любезная улыбка, и лицо приобретало безмятежное выражение с налетом легкой печали.

— Господа, — заговорил он, приветствуя судей, — прошу вас поторопиться с рассмотрением моего злосчастного дела и по возможности скорее принять решение, ибо я преисполнен рвения посвятить себя Господу, отпустившему мне мои тяжкие грехи. Заверяю вас, я безотлагательно внесу пожертвования в храмы Нанта, а также раздам большую часть состояния бедным во спасение своей души.

— Монсеньор, — торжественно ответствовал Пьер де Лопиталь, — забота о спасении души — дело важное, но нас, с вашего позволения, ныне более беспокоит забота о спасении вашего тела.

— Я исповедался у настоятеля кармелитов, — безмятежно поведал маршал, — получил от него отпущение грехов и причастился, следовательно, я очистился от всякой вины.

— Человеческий суд отличен от Божьего суда, монсеньор, и я не могу сказать вам, каким будет приговор. Приготовьтесь к защите и выслушайте выдвинутые против вас обвинения, которые огласит господин помощник прокурора Нанта.

Чиновник поднялся и зачитал следующий обвинительный акт, который я привожу здесь в сокращении:

«Выслушав горькие жалобы от нижеперечисленных жителей Нантского диоцеза (далее следуют имена людей, у которых пропали дети), мы, Филипп де Ливрон, помощник мессира прокурора Нанта, уполномочили благородного и ученого мессира Пьера де Лопиталя, президента Парламента Бретани и пр., привлечь к суду высокородного и могущественного аристократа Жиля де Лаваля, сира де Реца, владетеля Машкуля, Энгранда и других поместий, маршала Франции и советника его величества короля, на основании того, что:

— упомянутый сир де Рец похитил или распорядился похитить многих детей, не десять или двадцать, а тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят, сто, двести и более, бесчеловечно убил и умертвил их, а затем сжег их тела, обратив в пепел;

— погрязши в пороке, упомянутый сир де Рец, невзирая на установленный велением Господа закон, по которому каждый должен повиноваться своему господину… напал на Жана Леферона, подданного герцога Бретонского, когда упомянутый Жан Леферон был попечителем поместья Мальмор от имени брата своего, Жоффре Леферона, которому упомянутый господин передал во владение упомянутое поместье;

— упомянутый сир принудил Жана Леферона отдать ему упомянутое поместье, более того, присвоил это владение вопреки приказу герцога и законному праву;

— упомянутый сир арестовал сержанта герцога, господина Жана Руссо, посланного от герцога с приказом, и избил его солдат их же собственными дубинками, хотя эти люди находились под защитой его светлости.

Мы пришли к выводу, что упомянутого сира де Реца, во-первых, убийцу в действительности и в помышлениях, во-вторых, мятежника и преступника, надлежит приговорить к телесному наказанию и к реквизиции земель и имущества, которые принадлежат упомянутому аристократу, каковые земли и имущество должны быть конфискованы и переданы в распоряжение герцога Бретонского».

Требование конфискации было явно задумано с целью спасти сиру де Рецу жизнь. Обвинение в убийстве прозвучало без упоминания отягчающих обстоятельств и так, словно оно могло быть опровергнуто, в то время как обвинения в мятеже и преступлении против государя Бретани выступили на первый план.

Жиль де Рец был, вне всякого сомнения, предупрежден о том, как надлежит вести дело, и приготовился отвергать все обвинения по первому пункту.

— Монсеньор, — обратился к нему Пьер де Лопиталь, будучи явно озадачен формулировкой обвинения, — что вы можете сказать в свое оправдание? Поклянитесь на Евангелии говорить правду.

— Нет, мессир! — заявил маршал. — Клятву должны приносить свидетели, обвиняемый не приводится к клятве.

— Верно, — ответил судья. — Но обвиняемого можно вздернуть на дыбу и заставить говорить правду, если вам это больше по вкусу.

Жиль де Рец побледнел, стиснул губы и бросил на Пьера де Лопиталя взгляд, исполненный ненависти, но затем, взяв себя в руки, заговорил с самым невозмутимым видом:

— Ваша милость, не стану отрицать, я был не прав в случае с Жаном Руссо. В свое оправдание могу отметить, что упомянутый Руссо был безнадежно пьян и вел себя по отношению ко мне настолько развязно, что в присутствии слуг я не мог этого допустить. Не могу отрицать и того, что действительно отомстил братьям Леферон. Жан Леферон заявил, что упомянутый государь Бретонский реквизировал мою крепость Мальмор, которую я ему продал, но за которую до сих пор не получил платы. А Жоффре Леферон повсюду распространял слухи, будто меня ожидает изгнание из Бретани как бунтовщика и предателя. Чтобы наказать их, я вернул себе принадлежавшую мне крепость Мальмор. Что до остальных обвинений, то я ничего не скажу о них, кроме того, что все это вымысел и клевета.

— Вот уж поистине! — воскликнул Пьер де Лопиталь, вскипев от негодования при виде злодея, который вел себя с неслыханной наглостью. — Выходит, все свидетели, которые сообщили о том, что у них похитили детей, солгали под клятвой!

— Вне всякого сомнения, если они обвиняют в этих похищениях меня. Почему я обязан что-то знать о них? Разве я сторож этим детям?

— Вот ответ Каина! — воскликнул Пьер де Лопиталь, в волнении поднимаясь с кресла. — Как бы то ни было, поскольку вы твердо отвергаете эти обвинения, мы должны допросить Анрие и Пуату.

— Анрие, Пуату! — затрепетав, вскричал маршал. — Уж они-то меня ни в чем не обвиняют!

— Пока нет, их еще не допрашивали, но вскоре доставят в суд, и, я уверен, они не станут лгать перед лицом правосудия.

— Я протестую против того, чтобы моих слуг привлекали как свидетелей обвинения, — заявил маршал, и зрачки его расширились, а борода приняла явственно синий оттенок. — Господин не должен зависеть от сплетен и наветов своих слуг.

— Значит, вы допускаете, мессир, что ваши слуги будут свидетельствовать против вас?

— Я требую, чтобы меня, маршала Франции и барона герцогства Бретонского, оградили от измышлений черни, и я отрекусь от своих слуг, если они возведут напраслину на своего господина.

— Мессир, сдается мне, что вас следует отправить на дыбу, иначе мы ничего от вас не добьемся.