Мастер и Маргарита - Михаил Булгаков Страница 39

И тотчас пол сцены покрылся персидскими коврами, возниклигромадные зеркала, с боков освещенные зеленоватыми трубками, а меж зеркалвитрины, и в них зрители в веселом ошеломлении увидели разных цветов и фасоновпарижские женские платья. Это в одних витринах, а в других появились сотнидамских шляп, и с перышками, и без перышек, и с пряжками, и без них, сотни жетуфель – черных, белых, желтых, кожаных, атласных, замшевых, и с ремешками, и скамушками. Между туфель появились футляры, и в них заиграли светом блестящиеграни хрустальных флаконов. Горы сумочек из антилоповой кожи, из замши, изшелка, а между ними – целые груды чеканных золотых продолговатых футлярчиков, вкоторых бывает губная помада.

Черт знает откуда взявшаяся рыжая девица в вечернем черномтуалете, всем хорошая девица, кабы не портил ее причудливый шрам на шее,заулыбалась у витрин хозяйской улыбкой.

Фагот, сладко ухмыляясь, объявил, что фирма совершеннобесплатно производит обмен старых дамских платьев и обуви на парижские модели ипарижскую же обувь. То же самое он добавил относительно сумочек, духов ипрочего.

Кот начал шаркать задней лапой, передней и в то же времявыделывая какие-то жесты, свойственные швейцарам, открывающим дверь.

Девица хоть и с хрипотцой, но сладко запела, картавя, что-томалопонятное, но, судя по женским лицам в партере, очень соблазнительное:

– Герлэн, шанель номер пять, мицуко, нарсис нуар, вечерниеплатья, платья коктейль...

Фагот извивался, кот кланялся, девица открывала стеклянныевитрины.

– Прошу! – орал Фагот, – без всякого стеснения и церемоний!

Публика волновалась, но идти на сцену пока никто не решался.Но наконец какая-то брюнетка вышла из десятого ряда партера и, улыбаясь так,что ей, мол, решительно все равно и в общем наплевать, прошла и по боковомутрапу поднялась на сцену.

– Браво! – вскричал Фагот, – приветствую первуюпосетительницу! Бегемот, кресло! Начнем с обуви, мадам.

Брюнетка села в кресло, и Фагот тотчас вывалил на коверперед нею целую груду туфель.

Брюнетка сняла свою правую туфлю, примерила сиреневую,потопала в ковер, осмотрела каблук.

– А они не будут жать? – задумчиво спросила она.

На это Фагот обиженно воскликнул:

– Что вы, что вы! – и кот от обиды мяукнул.

– Я беру эту пару, мосье, – сказала брюнетка с достоинством,надевая и вторую туфлю.

Старые туфли брюнетки были выброшены за занавеску, и туда жепроследовала и сама она в сопровождении рыжей девицы и Фагота, несшего наплечиках несколько модельных платьев. Кот суетился, помогал и для пущейважности повесил себе на шею сантиметр.

Через минуту из-за занавески вышла брюнетка в таком платье,что по всему партеру прокатился вздох. Храбрая женщина, до удивительностипохорошевшая, остановилась у зеркала, повела обнаженными плечами, потрогалаволосы на затылке и изогнулась, стараясь заглянуть себе за спину.

– Фирма просит вас принять это на память, – сказал Фагот иподал брюнетке открытый футляр с флаконом.

– Мерси, – надменно ответила брюнетка и пошла по трапу впартер. Пока она шла, зрители вскакивали, прикасались к футляру.

И вот тут прорвало начисто, и со всех сторон на сцену пошлиженщины. В общем возбужденном говоре, смешках и вздохах послышался мужскойголос: «Я не позволю тебе!» – и женский: «Деспот и мещанин, не ломайте мнеруку!» Женщины исчезали за занавеской, оставляли там свои платья и выходили вновых. На табуретках с золочеными ножками сидел целый ряд дам, энергично топаяв ковер заново обутыми ногами. Фагот становился на колени, орудовал роговойнадевалкой, кот, изнемогая под грудами сумочек и туфель, таскался от витрины ктабуретам и обратно, девица с изуродованной шеей то появлялась, то исчезала идошла до того, что уж полностью стала тарахтеть по-французски, и удивительнобыло то, что ее с полуслова понимали все женщины, даже те из них, что не зналини одного французского слова.

Общее изумление вызвал мужчина, затесавшийся на сцену. Онобъявил, что у супруги его грипп и что он поэтому просит передать ей что-нибудьчерез него. В доказательство же того, что он действительно женат, гражданин былготов предъявить паспорт. Заявление заботливого мужа было встречено хохотом,Фагот проорал, что верит, как самому себе, и без паспорта, и вручил гражданинудве пары шелковых чулок, кот от себя добавил футлярчик с помадой.

Опоздавшие женщины рвались на сцену, со сцены теклисчастливицы в бальных платьях, в пижамах с драконами, в строгих визитныхкостюмах, в шляпочках, надвинутых на одну бровь.

Тогда Фагот объявил, что за поздним временем магазинзакрывается до завтрашнего вечера ровно через одну минуту, и неимоверная суетаподнялась на сцене. Женщины наскоро, без всякой примерки, хватали туфли. Одна,как буря, ворвалась за занавеску, сбросила там свой костюм и овладела первым,что подвернулось, – шелковым, в громадных букетах, халатом и, кроме того,успела подцепить два футляра духов.

Ровно через минуту грянул пистолетный выстрел, зеркалаисчезли, провалились витрины и табуретки, ковер растаял в воздухе так же, как изанавеска. Последней исчезла высоченная гора старых платьев и обуви, и сталасцена опять строга, пуста и гола.

И вот здесь в дело вмешалось новое действующее лицо.

Приятный звучный и очень настойчивый баритон послышался изложи N 2:

– Все-таки желательно, гражданин артист, чтобы вынезамедлительно разоблачили бы перед зрителями технику ваших фокусов, вособенности фокус с денежными бумажками. Желательно также и возвращениеконферансье на сцену. Судьба его волнует зрителей.

Баритон принадлежал не кому иному, как почетному гостюсегодняшнего вечера Аркадию Аполлоновичу Семплеярову, председателю акустическойкомиссии московских театров.

Аркадий Аполлонович помещался в ложе с двумя дамами:пожилой, дорого и модно одетой, и другой – молоденькой и хорошенькой, одетойпопроще. Первая из них, как вскоре выяснилось при составлении протокола, быласупругой Аркадия Аполлоновича, а вторая – дальней родственницей его, начинающейи подающей надежды актрисой, приехавшей из Саратова и проживающей на квартиреАркадия Аполлоновича и его супруги.

– Пардон! – отозвался Фагот, – я извиняюсь, здесьразоблачать нечего, все ясно.

– Нет, виноват! Разоблачение совершенно необходимо. Безэтого ваши блестящие номера оставят тягостное впечатление. Зрительская массатребует объяснения.