Три жизни - Гертруда Стайн Страница 37

— Мы с тобой и впрямь хорошо постарались, Джефф, никак не могу с тобой не согласиться насчет того, что ты сейчас сказал, — ответила Меланкта. — Вот уж не стала бы я этого отрицать, особенно теперь, когда я столько всякого пережила из-за твоих этих выходок, Джефф, скверный ты мальчишка, — сказала Меланкта и улыбнулась, а потом вздохнула и долго сидела молча с ним рядом.

Потом наконец Джеффу нужно было идти домой. Они долго стояли на крылечке и все никак не могли распрощаться друг с другом. Потом наконец Джефф заставил себя выговорить это самое «до свидания». Потом наконец Джефф заставил себя спуститься с крыльца и уйти.

На следующее воскресенье они договорились устроить себе тот самый долгий и счастливый день за городом, которого лишились в прошлый раз из-за того, что наговорила Джеффу Джейн Харден. Хотя Меланкта пока ничего и не знала о том, что наговорила Джеффу Джейн Харден.

Джефф теперь виделся с Меланктой каждый день. Где-то глубоко внутри у Джеффа гнездилось какое-то чувство неуверенности, потому что он еще не сказал Меланкте о том, что его в прошлый раз заставило едва-едва совсем от нее не уйти. В глубине души Джефф чувствовал, что с его стороны неправильно будет не сказать об этом Меланкте. Он знал, что настоящий мир между ними будет возможен только тогда, когда он будет по-настоящему с ней честен и обо всем ей расскажет. И Джефф был уверен, что в этот долгий и счастливый воскресный день он действительно обо всем ей расскажет.

Они гуляли весь день и были очень счастливы. Они взяли с собой еду, чтобы перекусить по дороге. Они сидели в залитых ярким солнышком полях и были счастливы, они бродили по лесам и были счастливы. Джеффу всегда нравилось гулять за городом. Джеффу всегда нравилось смотреть, как все растет и какие разноцветные бывают деревья и земля, и свеженькие, новенькие, яркие побеги, которые лезут из влажной земли, и трава, на которой он так любил просто лежать или смотреть, сколько там в ней всякой живности и вообще всего интересного. Джеффу нравилось все, что движется или пребывает в покое, в чем есть цвет, и красота, и настоящая живая жизнь.

Джеффу очень понравился этот день, когда они гуляли. Он почти совсем забыл о том, что у него на душе не все в порядке, где-то в самой глубине души. Джеффу нравилось, что рядом с ним Меланкта Херберт. Она всегда была с ним такая милая, и так она здорово слушала все то, что он ей рассказывал, если что-то попадалось ему на глаза, и так она здорово чувствовала, как он всему этому радуется, и так было здорово, что она сама ни разу не сказала, что ей это не по душе и хочется чего-то другого. День и в самом деле получился очень счастливый и насыщенный, первый день, который они провели вместе, гуляя за городом, и весь такой счастливый и долгий.

Потом они устали, и Меланкта села на землю, а Джефф лег рядом с ней на траву и вытянул ноги. Какое-то время Джефф просто лежал с ней рядом, очень тихо, а потом он стиснул ей руку, поцеловал и сказал тихо-тихо:

— Ты так добра ко мне, Меланкта.

Меланкту это пробрало до самой глубины души, и она ничего ему в ответ не сказала. Джефф еще долго лежал ничком на траве и смотрел вверх. Он считал листочки на дереве. Он следил за облачками, которые проплывали в небе у него над головой. Он смотрел, как кружат высоко-высоко в небе птицы, и все это время Джефф знал, что должен сказать Меланкте про все, о чем он теперь знает, о чем неделю назад рассказала ему Джейн Харден. Он был совершенно уверен, что с его стороны не сказать ей об этом было бы совсем неправильно. Это было нелегко, но для Джеффа Кэмпбелла единственным способом снять с души этот груз было — выговорить все это, единственный способ по-настоящему понять Меланкту состоял для него в том, чтобы рассказать ей про ту борьбу с самим собой, которую ему пришлось пережить, чтобы понять ее, рассказать ей все это затем, чтобы она смогла помочь ему справиться со всей этой напастью, рассказать ей все это затем, чтобы у него самого больше никогда не возникло желание в ней усомниться.

Джефф долго лежал на траве ничком, очень долго и очень тихо, и смотрел в небо, и все это время в нем жило чувство невероятной близости к Меланкте. Потом наконец он повернулся к ней, покрепче взял ее за обе руки, чтобы чувствовать ее сильнее, а потом очень медленно, потому что слова приходили с трудом, медленно он начал говорить.

— Меланкта, — начал Джефф, очень медленно. — Меланкта, было бы неправильно с моей стороны, если бы я не сказал тебе, почему на прошлой неделе я исчез и вообще чуть было навсегда тебя не лишился. Джейн Харден стало хуже, и я пошел к ней, чтобы помочь. А она стала рассказывать мне все, что знала о тебе. Она не знала, как близко я теперь тебя знаю. А я ей не сказал, чтоб она перестала. И слушал, пока она все-все мне про тебя не рассказала. И такая у меня тяжесть на душе возникла, когда она все это мне рассказала. Я знал, что все, что она мне про тебя сказала, правда. Я знал, что ты вела себя достаточно свободно, Меланкта, я знал, что ты любила развлекаться именно так, как я всегда терпеть не мог, если цветные так развлекаются. Я даже и понятия не имел, пока Джейн Харден мне об этом не рассказала, что ты такие дурные вещи вытворяла, Меланкта. Когда Джейн Харден мне все это рассказала, мне, Меланкта, стало совсем плохо. У меня все время в голове вертелось, а вдруг, Меланкта, я для тебя всего лишь навсего очередной такой же вот как все прочие, и ничего я не мог с собой поделать. Может быть, я был и не прав, что отнесся к тебе с таким недоверием, Меланкта, но мне все это показалось таким мерзким. Я просто пытаюсь быть с тобой честным, Меланкта, ты же сама всегда хотела, чтобы я был с тобой честным.

Меланкта выдернула руки из рук Джеффа Кэмпбелла. Она сидела и смотрела на него, и в самой ее злости была большая толика презрения.

— Если бы ты хоть когда-нибудь думал не только о себе, Джефф Кэмпбелл, ты бы поостерегся говорить мне такие вещи, Джефф Кэмпбелл.

Джефф какое-то время помолчал и подождал, прежде чем ответить ей. Удерживала его от быстрого ответа не та сила, которая была заключена в словах Меланкты, потому что на них-то, на сами по себе, он знал, что ответить, удерживала его та сила, которая заключалась в том чувстве, которое переполняло Меланкту, и на это чувство ответа у него не было. Наконец он как будто стряхнул с себя чары и очень медленно, и очень решительно, как будто при каждом сказанном слове ему приходилось бороться с самим собой, он начал отвечать.

— Я же и не говорю, Меланкта, — начала он, — что с моей стороны не было бы правильнее остановить Джейн Харден, когда она начала мне все это рассказывать, а вместо этого прийти к тебе, чтобы ты сама мне рассказала о том, какая ты была, когда мы с тобой совсем еще не были знакомы. Я же и не говорю, и не думал говорить, Меланкта, что мне не следовало бы именно так и поступить. Но я при этом ничуть не сомневаюсь, и то есть, я совершенно уверен в том, что имел полное право узнать, какой ты была раньше, и как ты жила, и что ты хотела понять в этой жизни, и какими способами к этому пониманию пыталась прийти. Я ведь и вправду имел полное право знать про тебя такие вещи, Меланкта. Я же и не говорю, Меланкта, и прямо тебе говорю об этом, я же и не говорю, что с моей стороны не было бы правильнее остановить Джейн Харден, когда она начала мне все это рассказывать, а вместо этого прийти к тебе, чтобы ты сама мне обо всем этом рассказала, но я думаю, мне просто показалось, что если ты сама мне обо всем этом расскажешь, это будет еще того больнее. А может быть, мне не хотелось причинять боль тебе, лишнюю боль, когда ты стала бы мне обо всем этом рассказывать. Ну, в общем, я не знаю, я не говорю, что это было только для того, чтобы тебе не причинять лишней боли, или чтобы себе не причинять. Может быть, я просто вел себя как трус, когда не остановил Джейн Харден, когда она начала мне все это рассказывать, вместо того, чтобы прийти к тебе, чтобы ты сама мне все рассказала, но в чем я точно уверен, Меланкта, так это в том, что имел полное право знать про тебя такие вещи. Я никогда, слышишь, Меланкта, никогда-никогда не говорил, что не имею права знать про тебя такие вещи.