Путь к вершинам, или Джулиус - Дафна дю Морье Страница 37

– Нет, – ответил он. – В детстве я хотел стать раввином и молиться в храме. Музыку сочинять. – Внезапно Джулиус открыл ящик стола и достал оттуда флейту. – Мой отец играл на ней. У него не водилось ни гроша в кармане, но он был по-своему счастлив. У меня не получилось на ней играть. Даже если бы я брал уроки, все равно бы не смог. Нет таланта. Зато я построил кафе.

Он убрал флейту обратно в ящик.

Руперту Хартману стало неловко. У него вдруг возникло ощущение, что он не имеет права здесь находиться, что он – непрошеный гость. В этом Леви было нечто непостижимое, роковое и пугающее, какая-то нечеловеческая печаль, которая одновременно вызывала сострадание и внушала страх. Хотя нет же, перед ним просто молодой человек приятной внешности, обаятельный, невероятно умный, не знающий, что делать со своим богатством.

Банкир протянул ему руку.

– Не время и не место сейчас говорить о делах, – произнес он. – Думаю, мы могли бы во многом быть полезны друг другу. Я восхищаюсь вашим умом и хочу получше узнать вас. Если у вас не запланировано чего-то более интересного, я был бы очень рад встретиться с вами за ланчем в «Лэнгхэме» ^[34] завтра, в час тридцать пополудни.

Джулиус пришел в «Лэнгхэм» на следующий день, и тот ланч положил начало длительной дружбе. Хартман был искренен, когда признавался, что восхищается умом Джулиуса, да, чудны́м и пока еще необузданным, но определенно наличествующим и интересным, умом, который никогда не подчинится чужой воле.

Хартман был вдовцом и, несмотря на множество друзей, обширные связи и популярность в свете, чувствовал себя одиноким. Он привязался к Джулиусу не только из-за его ума и выдающихся способностей, которые, несомненно, представляли ценность для деловых отношений, но и благодаря его личности и тому, что он увидел в молодом коллеге такую же, как и он сам, одинокую душу. Джулиусу тоже по-своему нравился пожилой банкир; впервые в жизни ему встретился человек, ум и деловое чутье которого не уступали его собственным: они мыслили одинаково и говорили на одном языке. Кроме того, Хартман был евреем, а значит, его соплеменником. Их притягивало друг к другу некое ощущение родства, идущее из глубины веков. Хартман был высокообразованным человеком, обладающим глубокими познаниями в искусстве, литературе и музыке. С его помощью Джулиус открыл для себя те вещи, мимо которых раньше прошел бы не задумываясь, и интуитивно понял ценность этого нового знания.

– Я выведу вас в свет и буду всюду сопровождать, – предупредил его Хартман. – Пора покончить с отшельничеством. Вы слишком много времени провели в одиночестве. Мир можно завоевать, лишь живя в нем. Как вы сами этого до сих пор не поняли?

Задача оказалась сложной. Джулиус привык быть сам по себе, ему нравилось уединение. Он не хотел переезжать из дешевых комнат в Холборне, где были только он и его мечты – причем отнюдь не пустые фантазии, а мечты, которые сбывались столь стремительно, что какого-нибудь менее уверенного в себе и своей судьбе человека это могло бы напугать.

– Вы не понимаете, Хартман, – упирался Джулиус. – Мне нужно работать, в этом и состоит моя жизнь. Думать, планировать, принимать решения. Нужно провести переговоры и выйти победителем? Придумать новшество для ресторана? Продумать что-то на будущее? Рассчитать на бумаге? Пожалуйста! Это моя работа, она поглощает меня всего, без остатка, она и есть моя жизнь. И я не прошу ничего другого. Я не юн и не ищу развлечений. Все это у меня уже было.

Банкир покачал головой:

– Сколько вам лет?

– Тридцать два, тридцать три, какая разница?

– Мой дорогой Леви, до чего же нелепо рассуждать подобным образом в вашем возрасте! Все это у него уже, видите ли, было! Вот я в два раза вас старше и все равно каждый день открываю для себя что-то новое и интересное. Книги, картины, людей, оперу. Да я бы не смог существовать без всего этого. Не все же только деньги зарабатывать. Неужели вам не хочется остановиться и посмотреть по сторонам, найти ответы на мучающие вас вопросы?

Джулиус неопределенно махнул рукой, и на лице его отразилась тоска, которую Хартман уже видел прежде.

– Посмотреть по сторонам, – повторил он. – Найти ответы. Может, я и так все время в поиске? Да у меня в двадцать, тридцать раз больше интереса к жизни, чем у вас. Ответы…

Он неожиданно умолк, зажег сигарету, а потом вдруг заговорил о том, что акции новой компании поднялись в цене и непонятно, стоит ли их покупать. Банкир понял намек и больше не пытался вернуться к прежнему разговору, но его решимость вывести Джулиуса Леви в свет только возросла.

Медленно и настойчиво он гнул свою линию и для начала перевез Джулиуса с убогого холборнского чердака в Адельфи ^[35].

Хартман лично выбрал отделку комнат и мебель, а также нанял почтенную и умелую домоправительницу с мужем, тихим и скромным камердинером. Готовая квартира как нельзя лучше отвечала вкусам холостяка со средствами. Джулиусу осталось лишь сесть в экипаж и ехать на новое место жительства с ключом в кармане.

Впервые поселившись в роскоши, Джулиус несколько растерялся. В кафе лоск и парадный вид были нужны для привлечения посетителей, в своем же доме все это казалось ему непривычным: длинные галереи нижнего этажа, мягкий ковер, лампы с абажурами, тишина вместо уличного шума и, наконец, камердинер, который каждый день клал на постель свежевыглаженную одежду, а если разговаривал, то шепотом.

Крестьянская сторона натуры Джулиуса, унаследованная от Жана Блансара, протестовала. Ожидалось, что он будет ежедневно принимать ванну, менять белье, следить за чистотой ногтей – все это представлялось ему излишеством и глупейшей тратой времени.

Камердинер каждое утро помогал ему облачиться в чистую рубашку, хотя воротничок предыдущей еще был вполне свеж. Если все так и будет продолжаться, счета за прачечную окажутся огромными. Однако труднее всего Джулиусу приходилось со слугами – он попросту не знал, как с ними разговаривать.

Камердинер превосходил его по всем статьям. Он был образован и в обычной жизни не снизошел бы до общества беззаботного, пьяного крестьянина, торгующего сыром на базаре, однако же теперь стоит, заложив руки за спину, ждет приказов и отвечает шепотом: «Да, сэр», «Хорошо, сэр».

Джулиус никак не мог выбрать правильную линию поведения с ним. То он вел себя фамильярно и даже вульгарно, то становился властным, до нелепости высокомерным и вызывающе бесцеремонным.

– Представьте, что перед вами работник кафе, – посоветовал ему как-то Хартман. – Будьте сами собой, ведите себя естественно.

– Но это совсем другое, – нахмурился Джулиус. – Работниками я управлять умею, а здесь, даже не знаю, этот малый действует мне на нервы.