Мастер и Маргарита - Михаил Булгаков Страница 35

Иван тихо плакал, сидя на кровати и глядя на мутную, кипящуюв пузырях реку. При каждом ударе грома он жалобно вскрикивал и закрывал лицоруками. Исписанные Иваном листки валялись на полу; их сдуло ветром, влетевшим вкомнату перед началом грозы.

Попытки поэта сочинить заявление насчет страшногоконсультанта не привели ни к чему. Лишь только он получил от толстойфельдшерицы, которую звали Прасковьей Федоровной, огрызок карандаша и бумагу,он деловито потер руки и торопливо пристроился к столику. Начало он вывелдовольно бойко:

«В милицию. Члена МАССОЛИТа Ивана Николаевича Бездомного.Заявление. Вчера вечером я пришел с покойным М. А. Берлиозом на Патриаршиепруды...»

И сразу поэт запутался, главным образом из-за слова«покойным». С места выходила какая-то безлепица: как это так – пришел спокойным? Не ходят покойники! Действительно, чего доброго, за сумасшедшегопримут!

Подумав так, Иван Николаевич начал исправлять написанное.Вышло следующее: «...с М. А. Берлиозом, впоследствии покойным...». И это неудовлетворило автора. Пришлось применить третью редакцию, а та оказалась ещехуже первых двух: «...Берлиозом, который попал под трамвай...» – а здесь ещеприцепился этот никому не известный композитор-однофамилец, и пришлось вписать:«...не композитором...»

Намучавшись с этими двумя Берлиозами, Иван все зачеркнул ирешил начать сразу с чего-то очень сильного, чтобы немедленно привлечь вниманиечитающего, и написал, что кот садился в трамвай, а потом вернулся к эпизоду сотрезанной головой. Голова и предсказание консультанта привели его к мысли оПонтии Пилате, и для вящей убедительности Иван решил весь рассказ о прокуратореизложить полностью с того самого момента, как тот в белом плаще с кровавымподбоем вышел в колоннаду иродова дворца.

Иван работал усердно и перечеркивал написанное, и вставлялновые слова, и даже попытался нарисовать Понтия Пилата, а затем кота на заднихлапах. Но и рисунки не помогли, и чем дальше – тем путанее и непонятнеестановилось заявление поэта.

К тому времени, как появилась издалека пугающая туча сдымящимися краями и накрыла бор и дунул ветер, Иван почувствовал, чтообессилел, что с заявлением ему не совладать, не стал поднимать разлетевшихсялистков и тихо и горько заплакал.

Добродушная фельдшерица Прасковья Федоровна навестила поэтаво время грозы, встревожилась, видя, что он плачет, закрыла штору, чтобы молниине пугали больного, листки подняла с полу и с ними побежала за врачом.

Тот явился, сделал укол в руку Ивана и уверил его, что онбольше плакать не будет, что теперь все пройдет, все изменится и все забудется.

Врач оказался прав. Вскоре заречный бор стал прежним. Онвырисовался до последнего дерева под небом, рассчистившимся до прежней полнойголубизны, а река успокоилась. Тоска начала покидать Ивана тотчас после укола,и теперь поэт лежал спокойно и глядел на радугу, раскинувшуюся по небу.

Так продолжалось до вечера, и он даже не заметил, как радугарастаяла и как загрустило и полиняло небо, как почернел бор.

Напившись горячего молока, Иван опять прилег и сам подивилсятому, как изменились его мысли. Как-то смягчился в памяти проклятый бесовскийкот, не пугала более отрезанная голова, и, покинув мысль о ней, стал размышлятьИван о том, что, по сути дела, в клинике очень неплохо, что Стравинский умницаи знаменитость и что иметь с ним дело чрезвычайно приятно. Вечерний воздух ктому же и сладостен и свеж после грозы.

Дом скорби засыпал. В тихих коридорах потухли матовые белыелампы, и вместо них согласно распорядку зажглись слабые голубые ночники, и всереже за дверями слышались осторожные шажки фельдшериц на резиновых половикахкоридора.

Теперь Иван лежал в сладкой истоме и поглядывал то налампочку под абажуром, льющую с потолка смягченный свет, то на луну, выходящуюиз-за черного бора, и беседовал сам с собою.

– Почему, собственно, я так взволновался из-за того, чтоБерлиоз попал под трамвай? – рассуждал поэт. – В конечном счете, ну его вболото! Кто я, в самом деле, кум ему или сват? Если как следует провентилироватьэтот вопрос, выходит, что я, в сущности, даже и не знал как следует покойника.В самом деле, что мне о нем было известно? Да ничего, кроме того, что он быллыс и красноречив до ужаса. И далее, граждане, – продолжал свою речь Иван,обращаясь к кому-то, – разберемся вот в чем: чего это я, объясните, взбесилсяна этого загадочного консультанта, мага и профессора с пустым и черным глазом?К чему вся нелепая погоня за ним в подштанниках и со свечкой в руках, а затем идикая Петрушка в ресторане?

– Но-но-но, – вдруг сурово сказал где-то, не то внутри, нето над ухом, прежний Иван Ивану новому, – про то, что голову Берлиозу-тоотрежет, ведь он все-таки знал заранее? Как же не взволноваться?

– О чем, товарищи, разговор! – возражал новый Иван ветхому,прежнему Ивану, – что здесь дело нечисто, это понятно даже ребенку. Он личностьнезаурядная и таинственная на все сто. Но ведь в этом-то самое интересное иесть! Человек лично был знаком с Понтием Пилатом, чего же вам еще интереснеенадобно? И вместо того, чтобы поднимать глупейшую бузу на Патриарших, не умнеели было бы вежливо расспросить о том, что было далее с Пилатом и этимарестованным Га-Ноцри?

А я черт знает чем занялся! Важное, в самом деле,происшествие – редактора журнала задавило! Да что от этого, журнал, что ли,закроется? Ну, что ж поделаешь: человек смертен и, как справедливо сказанобыло, внезапно смертен. Ну, царство небесное ему! Ну, будет другой редактор идаже, может быть, еще красноречивее прежнего.

Подремав немного, Иван новый ехидно спросил у старого Ивана:

– Так кто же я такой выхожу в этом случае?

– Дурак! – отчетливо сказал где-то бас, не принадлежащий ниодному из Иванов и чрезвычайно похожий на бас консультанта.

Иван, почему-то не обидевшись на слово «дурак», но дажеприятно изумившись ему, усмехнулся и в полусне затих. Сон крался к Ивану, и ужпомерещилась ему и пальма на слоновой ноге, и кот прошел мимо – не страшный, авеселый, и, словом, вот-вот накроет сон Ивана, как вдруг решетка беззвучнопоехала в сторону, и на балконе возникла таинственная фигура, прячущаяся отлунного света, и погрозила Ивану пальцем.

Иван без всякого испуга приподнялся на кровати и увидел, чтона балконе находится мужчина. И этот мужчина, прижимая палец к губам,прошептал:

– Тссс!