Радость жизни - Эмиль Золя Страница 35

Между тем ночь миновала благополучно. Прошло еще два дня. Теперь их связали новые узы — неотступная мысль о смерти. Полина больше не упоминала о серьезности своего положения и находила в себе силы улыбаться; Лазар, казалось, был вполне спокоен и убежден, что она вот-вот встанет. И, несмотря на это, каждым, особенно долгим и ласковым взглядом они говорили друг другу «прощай».

Ночью, когда он был возле нее, они, казалось, читали мысли друг друга: угроза вечной разлуки преисполнила их молчаливой нежностью. Никогда еще между ними не было такого безраздельного духовного слияния, ничто не могло сравниться с этим мучительным блаженством.

Однажды утром, на восходе солнца, Лазар изумился тому спокойствию, с которым теперь думал о смерти. Он припоминал протекшие дни: за все время болезни Полины он ни разу не ощутил холодного ужаса небытия, который раньше пронизывал его с головы до ног. Страх потерять подругу не имел ничего общего с жуткой мыслью об уничтожении собственного «я». Сердце его обливалось кровью, но борьба со смертью возвышала его и давала силы мужественно смотреть ей в лицо. Быть может, это состояние полусна, которое заглушало страх, явилось лишь следствием сильной усталости и общего притупления чувств? Он закрыл глаза, чтобы не видеть яркого солнца. Он пытался припомнить былой свой ужас перед смертью, твердя себе, что и он умрет когда-нибудь: в его душе ничто не откликалось. Все на свете стало ему безразлично и приобрело какую-то странную невесомость. У одра смертельно больной не осталось и следа от обычного пессимизма Лазара; его возмущение против страдания выражалось не в ненависти ко всему живому, а в страстной жажде здоровья и в неистовой любви к жизни. Он уже больше не говорил о том, что нужно взорвать землю, как старое, непригодное для жизни здание; единственный образ, стоявший теперь перед его мысленным взором, была Полина — здоровая, идущая с ним рука об руку ясным, солнечным днем; у него было одно желание — вести ее снова, смеющуюся и крепкую, по исхоженным тропинкам.

В этот именно день Лазар поверил, что смерть близка. С восьми часов у Полины началась сильная тошнота, и каждый позыв к рвоте переходил в чрезвычайно опасный приступ удушья. Вскоре начался озноб: Полину трясло так, что зуб на зуб не попадал. Перепуганный Лазар крикнул в окно, чтобы послали какого-нибудь мальчишку в Арроманш, хотя доктор по обыкновению приезжал сам около одиннадцати. Дом словно опустел и погрузился в мертвую тишину с тех пор, как Полина не оживляла его звонкими раскатами своего бодрого голоса. Шанто проводил дни внизу, молчаливо созерцая больные ноги, в страхе ожидая приступа: ведь теперь некому будет за ним ходить. Г-жа Шанто почти насильно уводила Луизу из дому; обе они большей частью отсутствовали, очень подружились и сблизились; только тяжелые шаги Вероники, то и дело поднимавшейся и спускавшейся по лестнице, нарушали тишину пустынных комнат. Лазар трижды выходил на площадку лестницы, с нетерпением поджидая Веронику, чтобы узнать, послали ли за доктором. Не дождавшись ее, он вернулся к больной, которая теперь как будто немного успокоилась. Вдруг дверь, оставшаяся полуоткрытой, слегка скрипнула.

— Ну что, Вероника?

Но это оказалась г-жа Шанто. Она как раз собиралась вместе с Луизой поехать сегодня к знакомым по дороге в Вершмон.

— Сынишка Кюша побежал за доктором, — сказала она, — у него ноги резвые.

Затем, помолчав, она спросила:

— Значит, ей не лучше?

В отчаянии Лазар молча указал на Полину. Она лежала неподвижно, как мертвая, лицо ее было покрыто холодным потом.

— В таком случае мы не поедем в Вершмон, — продолжала г-жа Шанто. — И до чего же упорны эти болезни, в которых никто ничего не может понять!.. Бедная девочка, сколько она пережила!

Она села и опять заговорила тихим, монотонным голосом:

— А мы хотели выехать в семь часов! Хорошо, что Луиза не проснулась так рано. И как назло сегодня все неприятности сразу свалились. Приходил лавочник из Арроманша, принес счет, пришлось ему заплатить… Теперь внизу ждет булочник. Опять за месяц мы забрали у него хлеба на сорок франков! Ума не приложу, куда столько уходит…

Лазар не слушал ее. Он с напряжением и страхом ожидал нового приступа озноба. Но его раздражал однообразный и непрерывный поток слов. Ему хотелось, чтобы мать ушла.

— Дай Веронике две салфетки, пусть принесет мне сюда наверх.

— Конечно, надо заплатить булочнику, — продолжала мать, словно ничего не слыша. — Он меня видел, ему нельзя сказать: хозяйки нет дома… Ах, до чего ж надоело хозяйство! Тяжело мне приходится, кончится тем, что я все брошу… Если бы Полине не было так плохо, она бы нам уплатила вперед девяносто франков за свое содержание; сегодня у нас двадцатое, это всего на десять дней раньше… Бедняжка, кажется, очень слаба.

Лазар резко повернулся к ней:

— Ну что еще? Чего тебе надо?

— Ты не знаешь, где у нее лежат деньги?

— Нет.

— Должно быть, у нее в комоде… Может, посмотришь?

Лазар яростно замотал головой. У него дрожали руки.

— Прошу тебя, мама, ради бога, оставь меня в покое!

Весь разговор велся шепотом в глубине комнаты. Наступившее тяжелое молчание нарушил донесшийся с постели слабый голос:

— Лазар, возьми у меня под подушкой ключ и дай тете то, что она просит.

Оба остолбенели. Лазар отказался рыться в ее комоде. Но ему пришлось уступить, чтобы не мучить Полину. Он дал матери стофранковую бумажку и снова положил ключ под подушку. В это время у больной начался новый приступ озноба; ее трясло, как молодое деревцо, готовое сломиться. Две крупные слезы показались из-под закрытых век и потекли по щекам.

Доктор Казэнов приехал в обычное время. Сынишка Кюша даже не попадался ему на глаза и, наверное, проказничал где-нибудь в канаве.

Выслушав Лазара и окинув беглым взглядом Полину, он воскликнул:

— Она спасена!

Тошнота и озноб были попросту признаком того, что нарыв наконец прорвался. Теперь нечего было опасаться удушья, болезнь разрешилась сама собой. Велика была всеобщая радость, и когда Лазар проводил доктора вниз, они увидели, что бывший матрос, а теперь кучер Казэнова, Мартен с деревянной ногой, сидит на кухне за стаканом вина. Тут всем захотелось выпить с ним за здоровье Полины. Г-жа Шанто и Луиза выпили по рюмке орехового ликера.

— А я не очень беспокоилась, — сказала г-жа Шанто. — Я чувствовала, что ничего серьезного нет.

— Это, однако, не помешало нашей девочке быть на волосок от смерти, — возразила Вероника. — Право, если бы я вдруг разбогатела, я не была бы так довольна!

В эту минуту явился аббат Ортер. Он пришел узнать о здоровье Полины и за компанию тоже выпил рюмочку. Он наведывался ежедневно, но только в качестве доброго соседа, ибо Лазар сразу же объявил ему, что не допустит его к больной, чтобы не пугать ее. Священник спокойно согласился с Лазаром, выразив свое полное понимание, и только служил обедни за здравие бедной барышни. Шанто, чокаясь с ним, похвалил его за терпимость.