Хроника времен Карла IX - Проспер Мериме Страница 34

— Любить вас… но, черт возьми, как я могу полюбить вас, не видев?

— Эта рука красива; представьте себе, что и наружность моя ей соответствует.

— Теперь я окончательно уверен, что вы очаровательны: вы выдали себя, забыв изменить свой голос. Я узнал его, я уверен в этом!

— И это голос Тюржи? — смеясь спросила она с очень ясным испанским акцентом.

— Точь-в-точь!

— Ошибка, ошибка с вашей стороны, сеньор Бернардо: меня зовут донья Мария, донья Мария де… Позднее я вам скажу свое другое имя. Я — дворянка из Барселоны; отец мой, который держит меня под строгим присмотром с некоторого времени, отправился путешествовать, и я пользуюсь его отсутствием, чтобы развлечься и посмотреть на парижский двор. Что же касается Тюржи — перестаньте, прошу вас, говорить мне об этой женщине; мне ненавистно ее имя, она самая злая женщина при дворе. Кстати, вы знаете, каким образом она овдовела?

— Да, мне что-то рассказывали.

— Ну и что же вам рассказывали? Говорите.

— Что, застав мужа за слишком нежным объяснением с одной из камеристок, она схватила кинжал и ударила его довольно сильно, так что бедняга через месяц от этого умер.

— Поступок этот вам кажется… ужасным?

— Признаться, я его оправдываю. Говорят, она любила своего мужа, а ревность я уважаю.

— Вы говорите это потому, что думаете, что перед вами Тюржи, а в глубине души презираете ее, уверена в этом.

В голосе слышались грусть и горечь, но это не был голос Тюржи. Мержи не знал, что и подумать.

— Как! — произнес он. — Вы испанка и не питаете уважения к ревности?

— Оставим это!.. Что это за черная лента у вас на шее?

— Ладанка.

— Я думала, вы протестант.

— Это правда. Но ладанку дала мне одна дама, и я ношу ее на память о ней.

— Послушайте! Если вы хотите мне понравиться, вы не будете больше думать о дамах. Я хочу быть для вас всеми дамами! Кто дал вам эту ладанку? Опять Тюржи?

— Право, нет.

— Вы лжете!

— Значит, вы госпожа де Тюржи!

— Вы выдали себя, сеньор Бернардо.

— Каким образом?

— Когда я встречусь с Тюржи, я спрошу у нее, почему она делает такое кощунство, давая священные предметы еретику.

С каждой минутой неуверенность Мержи усиливалась.

— Я хочу эту ладанку! Дайте ее сюда!

— Нет, я не могу ее отдать.

— Я так хочу! Посмеете ли вы мне отказать?

— Я обещал ее вернуть.

— Глупости! Пустяки — такое обещание! Обещание, данное фальшивой женщине, ни к чему не обязывает. Притом будьте осторожней: может быть, вы носите наговоренную вещь, какой-нибудь опасный талисман. Тюржи, говорят, большая колдунья.

— Я не верю в колдовство.

— И в колдунов тоже?

— Верю немного в колдуний (он сделал ударение на последнем слове).

— Послушайте, дайте мне ладанку — и я, может быть, сниму маску.

— Ну, право же, это голос госпожи де Тюржи!

— В последний раз: дадите вы мне ладанку?

— Я вам ее верну, если вы снимете маску.

— Ах, вы меня выводите из терпения с вашей Тюржи! Любите ее на здоровье, мне что за дело!

Она повернулась в кресле, будто надулась. Атлас, покрывавший ее грудь, быстро подымался и опускался.

Несколько минут она хранила молчание, потом, быстро повернувшись, произнесла насмешливо:

— Vala me Dios V. М. no es caballero, es un monje [30].

Ударом кулака она опрокинула две зажженные свечи на столе, половину бутылок и блюд. Свет сейчас же погас. В ту же минуту она сорвала с себя маску. В полной темноте Мержи почувствовал, как чьи-то горячие губы ищут его губ и две руки крепко сжимают его в объятиях.