Сказки старой Англии - Редьярд Киплинг Страница 33

«То-то и оно, – сказал Максим. – Как и в любом другом деле, все зависит от того, кто за это возьмется. Ты бы мог взяться за это, я уверен».

«Если вместе с Пертинаксом…» – начал было я.

«Как угодно. Была бы только польза. Теперь, Алло, ты знаешь, что я не замышляю зла против твоего народа. Оставь нас поговорить наедине».

«Нет! – отвечал Алло. – Я зерно между двумя мельничными жерновами. Я должен знать, что собирается делать нижний жернов. Эти юноши рассказали тебе все, что знали. Я, вождь, расскажу тебе остальное. Меня тревожит мысль о норманнах».

Он присел на корточки, как заяц в кустах, и оглянулся через плечо.

«Меня тоже, – сказал Максим. – Иначе бы меня здесь не было».

«Слушай, – продолжал Алло. – Много, много лет назад Крылатые Шапки приплыли к нашим берегам и сказали: «Рим готов рухнуть! Подтолкните его!» Мы начали войну. Вы прислали солдат. Мы были разбиты. И тогда мы сказали Крылатым Шапкам: «Вы лжецы! Воскресите наших воинов, убитых Римом, и мы вам поверим». Они уплыли пристыженные. И вот они вернулись опять и рассказывают старую байку, которой мы начинаем верить: что Рим вот-вот рухнет».

«Дай мне три спокойных года на этой границе, – воскликнул Максим, – и я покажу тебе и этому наглому воронью, что они лгут!»

«Я хочу того же. Я хочу спасти ту горстку зерна, что еще осталась между жерновами. Но вы стреляете в пиктов, приходящих раздобыть немного железа из Железного Рва; вы поджигаете наш вереск, в котором все наше богатство; вы швыряете камни из огромных катапульт и опаляете нас греческим огнем со стен. Как я могу принудить наших юношей не слушать того, что говорят Крылатые Шапки, – особенно зимой, когда у нас голод? Мои юноши скажут: «Рим уже не может ни сражаться, ни править. Он выводит своих солдат из Британии. Крылатые Шапки помогут нам разрушить Вал. Мы покажем им секретные тропки в обход топей». Хочу ли я этого? Нет! – Он сплюнул по-змеиному, не разжимая губ. – Я не раскрою секретов своего народа, если даже меня сожгут живьем. Эти мои сынки сказали правду. Оставьте нас, пиктов, в покое. Умиротворяйте, заботьтесь, кормите нас, но издалека. Со спрятанной за спину рукой. Парнезий понимает нас. Пусть он командует на границе, и я удержу своих юношей от войны, – он стал загибать пальцы, – один год легко… на второй год не так легко… на третий год может быть! Гляди, я даю тебе три года. А там, если ты не сумеешь доказать, что воины Рима сильны и оружие его непобедимо, Крылатые Шапки нагрянут с обоих побережий и сойдутся посередине Вала, сметя всех его защитников до единого. Я не буду много скорбеть о том. Но я знаю, что когда племя помогает племени, цена этому всегда одинакова. Пикты будут стерты с лица земли, смолоты этими новыми избавителями вот так!» – Он швырнул в воздух горстку пыли.

«О богиня Рома! – вполголоса произнес Максим. – Все зависит от одного человека, от того, кто рискнет. Так было всегда и так будет».

«Рискнет своей жизнью, – добавил Алло. – Ты – император, но ты не бог. А люди смертны».

«Я задумывался об этом, – ответил он просто. – А теперь вот что. Если ветер не переменится, к утру я буду у восточного конца Вала. Завтра мы увидимся, и я назначу вас двоих комендантами границы. Полагаюсь на вас».

«Одну минуту, цезарь. – сказал Пертинакс. – У каждого человека есть своя цена. Ты еще не назвал мне цену».

«Не рано ли ты начинаешь торговаться? Ну, ладно, чего ты просишь, говори?»

«Справедливости. Из-за обид, причиненных мне моим дядей Иценом, дуумвиром города Дивиона в Галлии».

«Всего одну жизнь? Ты ее получишь. Я думал, ты потребуешь денег или должность. Напиши его имя на этой табличке – на красной стороне, ибо другая сторона – для живых». И Максим протянул ему таблички.

«Мне не нужна его смерть, – сказал Пертинакс. – Моя мать вдова. А единственный ее сын далеко. Я не уверен, что он честно платит ей вдовью долю».

«Хорошо. Моя рука достаточно длинна, чтобы дотянуться до твоего дяди. Мы проверим его счетные книги, не беспокойся. До свидания, до завтра, коменданты!»

Мы смотрели, как он шел от нас к ожидавшей его галере сквозь заросли вереска, постепенно уменьшаясь и удаляясь. Множество пиктов таились в засаде между камнями, но он не глядел по сторонам. Вскоре его галера подняла парус и, подгоняемая вечерним бризом, вышла в открытое море. Мы стояли молча. Мы понимали, что земля не часто родит подобных людей.

Алло поймал наших лошадок и придержал их под уздцы, пока мы садились в седло, чего он раньше никогда не делал.

«Погодите», – молвил вдруг Пертинакс и, спрыгнув наземь, соорудил маленький алтарь из дерна. Он осыпал его цветами вереска и возложил на него письма от девушки из Галлии.

«Что ты делаешь?» – изумился я.

«Приношу жертву своей ушедшей юности», – ответил он, поджигая письмо, и когда оно догорело, загасил каблуком огонь. И мы поехали назад к Адрианову Валу, комендантами которого нам предстояло стать.

Парнезий замолчал. Ребята сидели тихо, не решаясь даже спросить, окончен ли рассказ. Пак сделал им знак рукой и поманил за собой из леса.

– Очень жаль, – прошептал он, – но вам пора уходить.

– Это не мы его огорчили? – спросила Уна. – Он не смотрит на нас, он так глубоко задумался…

– О нет, мои милые! Подождем до завтра. Это не долго. И не забудьте, что все это время вы играли в «Легенды Древнего Рима».

И впрямь, едва они пролезли сквозь свою лазейку в изгороди, где росли Дуб, Ясень и Терн, как позабыли все, что рассказывал им Парнезий. Им только помнилось, что они играли в древних римлян.