Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис Страница 32

Иуда медленно подошел к пастуху и положил ему руку на плечо.

— Это голос твоего сердца, Филипп? — спросил он. — Или ты болтаешь просто так?

— Я и вправду весь извелся. А сегодня моя собственная душа вызвала у меня отвращение. Веди меня, указывай мне путь, Иуда, я готов.

Рыжебородый оглянулся вокруг и, понизив голос, спросил:

— Ты способен убить, Филипп?

— Человека?

— Конечно же, человека. А ты думал, овечку?

— Я еще ни разу не убивал, но уверен, что смогу. В прошлую луну я сам, без чьей-либо, помощи повалил и убил быка.

— А человека убить еще легче. Пошли с нами! Филипп содрогнулся, — он понял.

— Ты что тоже из них… из зилотов? — спросил он, и ужас появился у него на лице.

Ему много приходилось слышать об этом страшном братстве — о «Святых убийцах», которые, как гласила молва, держали в страхе людей от горы Ермон до самого Мертвого моря и далее, до Идумейской пустыни. Они рыскали, вооруженные железными ломами, веревками и ножами, провозглашая: «Не платите податей неверным, ибо только один у нас Господь — Адонаи, убивайте всякого еврея, который преступает святой Закон, который смеется, разговаривает и трудится вместе с врагами Бога нашего — римлянами! Крушите, убивайте, открывайте путь, по которому грядет Мессия! Очистите мир, готовьте дороги — он грядет!»

Среди бела дня входят они в города и селения, сами выносят приговор и убивают изменника саддукея и кровожадного римлянина. Они повергают в ужас богатеев и священников, первосвященники Предают их проклятию, а они все поднимают восстания, накликают все новые римские войска, и всякий раз вспыхивает резня и льется рекою кровь евреев.

— И ты тоже из них… из зилотов? — снова тихо спросил Филипп.

— Испугался, храбрец? — ответил рыжебородый и презрительно рассмеялся. — Мы не убийцы, не бойся. Мы боремся за свободу, дабы вызволить из неволи Бога нашего, дабы вызволить из неволи собственную душу, Филипп. Ну же! Пришло время показать, что и ты мужчина. Пошли с нами!

Но Филипп опустил голову, уже раскаиваясь, что разоткровенничался с Иудой. Благородные слова хороши, когда сидишь с другом за едой и выпивкой и, беседуя с важным видом, можешь сказать: «Я это сделаю! Я докажу всем…», но смотри — ни шагу дальше, а то не оберешься хлопот.

Иуда наклонился к нему и заговорил. О, как изменился теперь его голос, как нежно касалась и ласкала плечо Филиппа его тяжелая ручища!

— Что есть жизнь человеческая, Филипп? — говорил Иуда. — Чего она стоит? Ничего она не стоит без свободы. За свободу-то мы и боремся. Пошли с нами!

Филипп молчал. Если бы он мог уйти! Но Иуда держал его за плечо.

— Пошли с нами! Ты ведь мужчина, так решайся же! У тебя есть нож?

— Да.

— Всегда держи его наготове за пазухой: он может понадобиться в любую минуту. Мы живем в трудные времена, брат. Ты слышишь легкие шаги, приближающиеся к нам? Это Мессия. Путь ему не должен быть закрыт. Нож теперь нужнее хлеба. Вот, посмотри на меня!

Он распахнул одежду. Прямо на голом теле, на черной груди, сверкал обнаженный двуострый короткий бедуинский нож.

— Болван Иаков, сын Зеведея, виновен в том, что не вонзил сегодня нож в грудь предателю. Вчера перед моим уходом из Назарета мы с братьями приговорили его к смерти.

— Кого?

— И мне выпал жребий убить его.

— Кого? — снова, уже с раздражением спросил Филипп.

— Это мое дело, — резко ответил рыжебородый. — Не суйся в наши дела.

— Ты мне не доверяешь?

Иуда огляделся вокруг, нагнулся и схватил Филиппа за плечо.

— Послушай хорошенько, Филипп, что я тебе скажу, но учти — никому ни слова, не то ты пропал. Я сейчас направляюсь в обитель, в пустыню. Монахи позвали меня изготовить им орудия. Через несколько дней, так дня через три-четыре, я снова буду проходить мимо твоего пристанища, так что хорошенько поразмысли о нашей беседе, но никому ни слова, не вздумай разгласить тайну, решай все сам. И если ты настоящий мужчина и примешь правильное решение, я открою тебе имя того, кого мы убьем.

— Кого? Я его знаю?

— Не спеши. Ты еще не стал нашим братом.

Иуда протянул ручищу.

— Будь здоров, Филипп, — сказал он. — До сих пор ты был ничтожеством, жил ты или нет — земля того не ведала. Таким же ничтожеством был и я до того самого дня, пока не вступил в братство. Я уже не тот Иуда — рыжебородый кузнец, который трудился, как скотина, только для того, чтобы прокормить эти вот ножищи, брюхо и башку с безобразной рожей. Я тружусь для достижения великой цели. Слышишь? Великой цели. А тот, кто трудится для достижения великой цели, даже самый ничтожный, становится великим. Понял? Ничего больше я тебе не скажу. Будь здоров!

С этими словами Иуда ударил ослика и поспешно двинулся в сторону пустыни. Филипп остался один. Он уперся подбородком о пастушеский посох и смотрел вслед Иуде, пока тот не свернул со скалы и не пропал из виду.

«А ведь правду говорит этот рыжебородый, — подумал он, — святую правду. Казалось бы, высокопарные слова, ну и что из этого? На словах бывает все прекрасно, а вот на деле… Так что поразмысли хорошенько, Филипп, подумай и о своих овцах. Пораскинь мозгами, прежде чем дело делать. Ну, что ж, поживем — увидим».

Он снова закинул за спину посох, услышал позвякивание колокольчиков на шеях у коз и овец и, насвистывая, направился к ним.

Между тем работники Зеведея развели огонь и поставили вариться уху, вскипятив воду и бросив туда водящуюся среди камней рыбешку, моллюсков, морских ежей и поросший водорослями камень, чтобы стряпня пахла морем. Спустя некоторое время нужно было добавить еще лещей и барабулек — разве хватило бы им одной только мелководной рыбешки и моллюсков! Рыбаки собрались все вместе, уселись вокруг огня на корточках в ожидании, когда они смогут утолить голод, и вели тихую беседу. Старый рыбак наклонился и тайком сказал соседу:

— А хорошую взбучку задал ему кузнец. Погоди-ка, придет день, и бедняки окажутся наверху, а богатей — на самом дне. Вот тогда-то и наступит справедливость.

— Думаешь, так когда-нибудь будет, товарищ? — спросил рыбак, с самого детства тощий от голода. — Думаешь, когда-нибудь так взаправду будет в этом мире?

— Бог-то есть? Есть, — возразил старик. — Он справедлив? А разве Бог может не быть справедливым? Справедлив. Значит, так будет! Нужно только потерпеть, сынок, потерпеть.

— Эй, что вы там шепчетесь? — крикнул почтенный Зеведей, который вскинулся, словно ужаленный, уловив краем уха обрывок разговора. — Занимайтесь лучше делом, а Бога оставьте в покое, Он и сам знает, что Ему делать. Поглядите-ка на них!

Все сразу же замолчали. Старик встал, взял деревянный черпак и помешал стряпню.