Записки из подполья - Федор Достоевский Страница 32

Заставляя своего героя в качестве «головного»,теоретического тезиса проповедовать доведенную до логического предела программукрайнего индивидуализма, Достоевский наметил уже в первой части «Записок изподполья» и возможный, с его точки зрения, выход из этого состояния.Воображаемый оппонент «подпольного человека» говорит ему: «Вы хвалитесьсознанием, но вы только колеблетесь, потому что хоть ум у вас и работает, носердце ваше развратом помрачено, а без чистого сердца — полного, правильногосознания не будет» (…). Очевидно, в доцензурном варианте эта мысль была развитаеще более определенно. По утверждению автора, места, где он «вывел потребностьверы и Христа» (см. выше), были запрещены. О том, что имел в виду Достоевский,говоря о «потребности веры и Христа», можно судить по заметкам в записнойтетради (1864–1865 гг.), сделанным вскоре после опубликования «Подполья».Упрекая «социалистов-западников» в том, что они, заботясь только о материальномблагополучии человека, «дальше брюха не идут», Достоевский писал в набросках кстатье «Социализм и христианство»: «Есть нечто гораздо высшее бога-чрева. Это —быть властелином и хозяином даже себя самого, своего я, пожертвовать этим я,отдать его — всем. В этой идее есть нечто неотразимо-прекрасное, сладостное,неизбежное и даже необъяснимое <…> социалист не может себе представить,как можно добровольно отдавать себя за всех, по его — это безнравственно. А вотза известное вознаграждение — вот это можно <…> А вся-то штука, вся-тобесконечность христианства над социализмом в том и заключается, что христианин(идеал), все отдавая, ничего себе сам не требует».

Второй части «Записок из подполья» — «По поводу мокрогоснега» — в качестве эпиграфа предпосланы стихи Некрасова «Когда из мраказаблужденья…» (1845). Тема этого стихотворения варьируется и в повести, где онаподвергается, однако, глубокому переосмыслению, как и темы жоржсандовскихповестей 1850-х годов, — переосмыслению, включающему в себя сочувственное иодновременно полемическое отношение к ним. Конфликт между Лизой — носительницей«живой жизни» и «мертворожденным» «небывалым общечеловеком», «парадоксалистом»из подполья кончается нравственной победой героини. В облике этой героини нашлиотражение некоторые черты «сильно развитой личности», о которой Достоевскийписал еще в «Зимних заметках» и представление о которой в конце 1864 г., т. е.после опубликования «Записок из подполья», дополнилось новыми штрихами. Так, вподстрочном примечании Достоевского к статье Н. Соловьева «Теория пользы ивыгоды» сказано: «Чем выше будет сознание и самоощущение своего собственноголица, тем выше и наслаждение жертвовать собой и всей своей личностью из любви кчеловечеству. Здесь человек, пренебрегающий своими правами, возносящийся надними, принимает какой-то торжественный образ, несравнимо высший образвсесветного, хотя бы и гуманного кредитора, благоразумного, хотя бы и гуманно,занимающегося всю свою жизнь определением того, что мое и что твое» (Эпоха.1864. № 11. С. 13).

* * *

Многое из того, что в «Записках из подполья» тольконамечено, было развито в последующих романах Достоевского, и в частности впервом из них, в «Преступлении и наказании».

Вышедшая в свет в конце марта 1864 г. первая часть «Записокиз подполья» тотчас же обратила на себя внимание революционно-демократическоголагеря. Щедрин включил в свое обозрение «Литературные мелочи» «драматическуюбыль» — памфлет «Стрижи» Высмеивая в сатирической форме участников журнала«Эпоха», он под видом «стрижа четвертого, беллетриста унылого» изобразил Ф. М.Достоевского.

Пародия Щедрина — единственный непосредственный отклик на«Записки из подполья». Интерес критики к этой повести пробудился уже послеопубликования романа Достоевского «Преступление и наказание» (1866).

Н. Н. Страхов в статье «Наша изящная словесность»подчеркивал, что «подпольный человек» «со злобой относится к действительности,к каждому явлению скудной жизни, его окружающей, потому что каждое такоеявление его обижает как укор, как обличение его собственной внутреннейбезжизненности» (Отеч. зап. 1867. № 2. С. 555). Заслугу Достоевского критиквидел в том, что он, сумев «заглянуть в душу подпольного героя, с такою жепроницательностью умеет изображать и всевозможные варьяции этих нравственныхшатаний, все виды страданий, порождаемых нравственною неустойчивостью» (там же)

Высокую оценку «Запискам из подполья» дал Ап. Григорьев. Вписьме к Н. Н. Страхову от 18 (30) марта 1869 г. Достоевский вспоминал, чтоГригорьев похвалил эту повесть и сказал ему: «Ты в этом роде и пиши».

Впоследствии «Записки из подполья» привлекли особое вниманиеН. К. Михайловского, посвятившего их разбору специальный раздел в статье«Жестокий талант» (1882).

С конца XIX в. постепенно рос интерес к этой повести.Мироощущение «подпольного человека», генетически связанного с «лишними людьми»1840–1850-х годов, заключало в себе ростки позднейшего буржуазногоиндивидуализма и эгоцентризма. Художественное открытие Достоевского, впервыеуказавшего на социальную опасность превращения «самостоятельного хотения»личности в «сознательно выбираемый ею принцип поведения», на рубеже XIX и XXвв. получило подтверждение в ницшеанстве, а позднее в некоторых направленияхэкзистенциализма.